Джун и пилоту не надо даже избавляться от трупов — они просто оставляют мертвых в креслах-кушетках до очередного прилета санитарного корабля. Они богатеют с каждым днем, не ударив пальцем о палец. Это возмущает меня до глубины души. Я плачу им из своего кармана, плачу всем Космическим Войскам, таково уж бремя налогоплательщика. Такие, как они, — типичные паразиты, которые сами ни на что не способны.
К санитарному кораблю приписан и владелец похоронного бюро — его помощники забирают мертвых. Он тоже богатеет с каждым днем.
Ночь очень долгая. Я почти не сплю. Утром Джун приносит мне тост, яичницу-болтунью и кофе без кофеина. Смотрит на наручные часы:
— Скоро прибытие Земли. На этот раз вам точно привезут лекарство;
— Сколько нас здесь осталось живых?
— Вы же не лежачий больной. Посчитайте сами, когда в следующий раз пойдете в туалет.
— Вы же знаете сколько. Неужели трудно сказать?
— Я не подсчитывала сегодня утром. Будьте паинькой и съешьте свой завтрак.
Я с трудом проглатываю яичницу, но тост уже не могу осилить. Прихлебывая кофе без кофеина, смотрю в окно на головастиков.
Я понял, почему меня так раздражает Джун. У нее прическа такая же, как у моей жены, и глаза того же голубого оттенка. Даже походка похожа.
Жену я ненавидел. Но не убивал.
Она выбросилась из окна спальни по собственной воле. Почему она так сделала?
Не знаю.
Она покончила с собой ровно за день до того, как в мире произошла серия ядерных катастроф на атомных электростанциях — у нас, в России, во Франции, в Израиле и в Китае. Об этом кричали все телеканалы, поэтому я так хорошо запомнил дату гибели жены. Я уже подал на развод по причине неисполнения супружеского долга. К тому времени она не разговаривала со мной почти год, и я оставил всякие попытки общения. Но мы по-прежнему жили вместе. Как пара идиотов, мы делили общие молчаливые трапезы. Она спала в своей спальне, я — в своей. К счастью, детей у нас не было. Не думаю, что она хотела детей после того, как пережила выкидыш. И я, с тех пор, как воцарилось молчание, перестал думать о детях.
Она не знала, что неисполнение супружеского долга — юридический термин. Не знала, что отчуждение и нежелание разговаривать — повод для развода. И это стало для нее шокирующим открытием.
Но я не верю, что именно из-за него она выпрыгнула из окна.
Мне кажется, она искала во мне скорее не мужа, а отца. Но была и другая, более глубокая причина нашего отчуждения. Она выросла в рабочей среде. Ее отец занимался физическим трудом, так же, как дед, братья и сестры. И она тоже работала, когда мы познакомились — на фабрике шелка, как и ее мать. И все они — и ее мать, и отец, и братья, и сестры, и она сама — думали, что люди должны заниматься физическим трудом, должны работать руками, а тем, кто работает головой, нельзя полностью доверять. Типичная крестьянская философия. Я подозреваю, что каждый заработанный мною доллар она считала отчасти фальшивым. По ее понятиям, как и по понятиям всего семейства, муж должен каждый день ходить на завод, стоять четыре часа у станка, обедать, потом опять стоять у станка, а потом идти домой. А если переработаешь — так это еще лучше. Я как-то сказал ей, что только дураки работают на заводах и фабриках, и, как подозреваю, это стало первым толчком, приведшим нас в итоге к полному отчуждению.
Я иду в туалет и по пути поглядываю на умерших. Но не считаю. Их легко заметить — Джун уже успела прикрепить ярлычки к большим пальцам их ног. Скоро я не смогу ходить сам так далеко. Тогда мне придется вызывать робота-андроида, который принесет утку. И я больше не смогу отойти от своего черного окна.
Когда моя жена еще разговаривала со мной, она объявила, что я зарабатываю, обкрадывая бедняков. Я ответил, что так зарабатывают все бизнесмены, в этом суть свободного предпринимательства, Бедняки, объяснил я ей, изначально обречены на рабство. «Но обкрадывать бедных и стариков нечестно и неправильно», — сказала она, имея в виду тех, кто получал социальное пособие и жил в моих многоквартирных домах. «Старики и бедняки — самая бесполезная ноша на плечах налогоплательщиков, — ответил я. — Кто-то должен их обкрадывать». «Ты сейчас говоришь о моих дедушке и бабушке», — тихо проговорила она. «Да, — кивнул я. — И о твоих двоюродных дедушках и бабушках тоже».
— Смотрите, — Джун останавливается возле меня и показывает на черный иллюминатор. — Земля возвращается.
Если смотреть с нашего корабля, Земля напоминает большого бледного головастика. Луну я тоже вижу. Она — серебристый головастик, и, как и Земля, тоже несется к нам. Внезапно темп замедляется: пилот деактивировал режим стазиса. Земля снова обретает знакомый голубоватый лик, и я даже могу разглядеть человека на луне.
Что ж, будем ждать медиков. И тех, кто забирает мертвецов.
Джун приносит ужин. К обеду я не притронулся, но аппетита нет и в помине.
— Они уже должны быть здесь, — говорю я Джун.
— Будут с минуты на минуту.
— Их корабль уже виден на мониторе?
— Нет, но вот-вот появится. Ешьте ваш ужин.
В памяти снова воскресает погибшая жена. Чем больше я зарабатывал, тем шире становилась невидимая пропасть, разделившая наш дом, и тем глубже жена уходила в себя. Я все чаще проводил выходные с секретаршей. На суде прокурор пытался выставить ее этакой роковой женщиной, хотел убедить всех, что я, не в силах ждать развода, убил жену, дабы жениться на секретарше. Под присягой я заявил, что не имел ни малейшего намерения на ней жениться, и секретарша тоже под присягой подтвердила, что я проводил с ней время только потому, что жена прекратила общаться со мной, и что замужество не входило в ее планы.
Меня признали невиновным.
Сразу после суда у меня начали появляться папулы.
Джун начинает обход со своим подносом. Санитарного корабля так и нет. Но девушка, как всегда, полна оптимизма.
— Нет причины тревожиться, — повторяет она, раздавая капсулы. — Они прилетят с минуты не минуту. И на этот раз точно привезут лекарство.
Позже она приносит фруктовый сок, и я спрашиваю, приходили ли радиограммы, объясняющие, почему санитарный корабль задерживается. Она качает головой.
— У нас небольшие проблемы со связью.
— Вы хотите сказать, радиопередатчик не работает?
— Не уверена насчет передатчика. Мы просто не получаем ответа на наши вызовы. Но я точно знаю, что санитарный корабль прибудет с минуты на минуту.
Джун идет дальше по проходу, и другие пациенты тоже задают ей вопросы.
— Они просто махнули на нас рукой, — говорит одна женщина. Судя по голосу, она давно потеряла надежду.
Я откидываюсь назад в кресле-кушетке и начинаю думать. Неужели ученые действительно сдались? Даже если так, то санитарный корабль все равно прилетел бы с бесполезными лекарствами и новыми порциями лжи. Но корабль не появляется. Значит, причина в чем-то другом.
