— Тогда я хочу… — Она включилась в игру и подалась к нему через столик. — Хочу, чтобы на вечеринке этой мои трусики были очень… очень… очень мокрыми.
Подмигнув Никите, Алёна поднялась из-за столика и направилась в номер. Вновь почувствовала себя каким-то ископаемым, которая ни шутки понять не могла, ни ответить на них толком не умела. Ну и чёрт с ним, сейчас вообще об этом париться никакого желания нет. Да и ни о чём другом, в общем-то, тоже.
Это был один из самых чудесных дней за последнее время. Даже среди череды тех, когда у Алёны ещё были муж и лучшая подруга. О них она, кстати, старалась не думать. Мелькали, конечно, мысли, но быстро изгонялись прочь. Прямо как стайки демонов, атакующие, но не выживающие под палящим арабским солнцем. А оно действительно палило, несмотря на ноябрь, и так хотелось просто лежать, слушать перекаты волн, какие-то далёкие голоса и ничего не делать.
Никита, словно зная каждое её желание, или молчал, читая что-то в планшете, или перебрасывался с ней парой слов, уточняя, не нужно ли чего. И всегда находился поблизости. Но это не раздражало, а наоборот — успокаивало.
За ужином тоже говорили мало. Алёна с аппетитом ела, и даже от этого простого, казалось бы, действия ощущала, как возвращаются к ней силы и желание делать каждый новый вдох.
— Тут всё вкусное безумно, — отложив вилку, Алёна откинулась на спинку стула. — Если я так и дальше буду лопать, в самолёт меня обратно не посадят за перевес. Останусь тут жить.
— Да тебя откармливать и откармливать. На пляже видел, что все косточки пересчитать можно стало.
— Прозвучало так, будто ты разглядывал меня, как врач пациентку.
Алёна нервно улыбнулась, инстинктивно складывая руки на груди, будто защититься хотела. Никогда она не была ни толстой, ни тощей. И считала, что у женщины должно быть, за что подержаться. А тут может и вправду схуднула? Немудрено, при таком-то стрессе.
— Да нет. Просто рад, что есть начала нормально.
— Ну ладно. Ты, Никит, следи за тётей Алёной. На тебя — одна надежда. И кстати!
— М?
— Выпить мне тоже захотелось.
— Так в чём проблема? Здесь неплохое вино подают. Заказать?
— Нет, не хочу никакого вина. Только ром!
— Ром?
— Да. Я как-то покупала, знаешь, такой золотистый. Пахнет вкусно.
— Ага, знаю. Бабский.
— Фу, Никит. Вот чего ты со своими ремарками? Перевоспитывать тебя и перевоспитывать.
— Так возьмись.
— За что?
— За перевоспитание моё. Для начала.
Было видно, что он сдерживает улыбку. А Алёна не смогла удержаться — рассмеялась. Совершенно искренне и весело.
— Ладно, Казанова. Ром пить пойдём?
— Куда?
— На берег моря.
— Темно же уже.
— А ты боишься?
— Не дразнись, а то это плохо кончится.
— Очень страшно. Ну, идём?
— Идём. Только в бар заглянем и я весь твой.
Я весь твой. Эти слова звучали в голове Алёны рефреном. И когда покупали совершенно «небабский» тёмный ром, и когда дошли до берега моря с деревянным пирсом, с которого днём народ прыгал в воду, и когда усаживалась на песок по-турецки. И вдруг захотелось позволить себе что-то большее. Совсем немного, но достаточно для того, чтобы вновь ощутить вот эту дрожь по телу, когда Никитка говорил ей какие-то, с первого взгляда, ничего не значащие фразы, а она, как малолетка, волновалась.
— Никит, а давай в игру поиграем?
Слова сорвались с губ помимо воли прежде, чем Алёна успела продумать возможные последствия этого предложения. И к чёрту! Ничего она продумывать и придумывать больше не станет. Ей нравится проводить время вот так, хочется разрешить себе чуть больше, и она это сделает.
— Давай. А в какую?
— Ну там… Сейчас вспомню, как называется. Ром или правда-неправда.
— У-у-у. А всё из себя старушку строишь. А есть, оказывается, ещё ягоды в ягодицах.
— Сделаю вид, что не слышала этого.
Она устроилась на песке удобнее и открутила крышку у бутылки. Глянула на Никиту, лицо которого было хорошо различимо в полумраке благодаря свету, льющемуся из окон отеля. И таким он показался ей в этот момент… потусторонним. Пугающим, но привлекательным.
— Итак, правила! Я говорю о том, чего никогда не делала. Например: «Я никогда не летала на Луну». Если это правда — то не пью. Если неправда — пью. Ты — точно так же. Если летал — пьёшь. Окей?
— Ну, окей. Если запутаюсь — подскажешь.
— Ты что, никогда в такое с девчонками не играл?
— Неа. Так что учи меня, тётя Алёна. Учи меня плохому.
— Хорошо. — Она помедлила немного, раздумывая, после чего произнесла: — Я никогда не надевала женскую одежду.
Понимая, насколько нелепо звучит первая «неправда», Алёна приложилась к горлышку, чтобы заглушить желание закончить этот балаган, который сама же и устроила, и уйти в отель.
— Ты знаешь обо мне слишком много подробностей, — буркнул Никита, забирая у неё бутылку и тоже делая глоток.
— Да ладно! Когда такое было?
— А-то ты не помнишь, как я Пугачёву изображал, когда мне семь было.
— Блин. Прости. Теперь вспомнила. Надо было на другое что-то потратить. Теперь давай ты.
Никита тоже уселся удобнее — теперь расположившись напротив Алёны, точно так же по-турецки. Посмотрел на неё с хитрецой, и проговорил, следом отпив рома:
— Я никогда не целовался с девушками.
Первый глоток алкоголя лишь только согрел, но не затуманил разум. Алёна выдохнула, когда поняла, куда свернул «игру» Никита. Что ж, хочет получить что-то на грани — получит.
Протянув руку, она забрала бутылку и тоже сделала внушительный глоток.
— Да ладно! — скопировал её Никита. — Вот это сюрприз. А ты, оказывается, та ещё штучка.
— А ты не знал?
— Ну, не думал, что настолько. Слушай, я прям возбудился. Давай свою правду-неправду.
Она видела, как его глаза, как будто загорелись, и в этом тоже было что-то неземное и очень притягательное. Тряхнув волосами, Алёна пораздумала пару секунд прежде, чем пойти ва-банк.
— Я никогда не спала… Нет… Я никогда не трахалась с двумя девчонками одновременно.
Алёна снова замерла, понимая, как в голову, вместе с ромом ударяет кровь. От того, какие картинки замелькали перед глазами. Ром она протянула Никите, естественно, не отпив. И принялась ждать, что сделает он.
А Никита медлил, улыбался как-то особенно искушающе, но забрать напиток не торопился. Потом взял бутылку, намеренно задев её пальцы своими и, подмигнув Алёне, приложился к горлышку. Чёрт! Трижды чёрт! Вот дёрнул же её рогатый устроить это. И теперь сидит боевая старушка Алёна, изнывая от возбуждения и… ревности. Будто лет на пятнадцать назад вернулась, когда такие эксперименты хотелось проводить, но не решалась. А Никита, меж тем, очень даже решился.
