— Что, за время службы не наигрались в войну, подполковник? — иронично спросил Самойлов.
— А вам я советую из бункера не выходить, — жестко сказал Булавин Самойлову, — с медведями у вас контакта не получается, — насмешливо добавил он.
— Да поймите вы, им давно уже известно об этом ОВ на острове.
— Если бы они точно знали, то не приехали бы сюда, а мы бы давно получили ноту протеста.
— А вы упертый солдафон, Ульрих, — злобно произнес Самойлов, — никакой фантазии и гибкости.
— Гибкость надо проявлять в спортзале и с женщинами, а при выполнении приказа нужна твердость.
— Товарищ подполковник, — в кухню-столовую вбежал взволнованный Малышкин, — они лезут зачем-то на радиомачту!
— Кто из вас хорошо стреляет из калаша? — Булавин посмотрел на Крутихина и Иноземцева.
— Я всегда неплохо шмалял, — признался Крутихин.
— Быстро бери автомат и за мной! — Булавин резко встал из-за стола.
Они подошли к выходу из бункера, когда какой-то моряк-норвежец достиг уже середины мачты. Он двигался наверх довольно резво.
— Интересно, как он не соскальзывает с гладкой мачты? — удивился Булавин.
— Я читал где-то, что у них в НАТО для моряков изобрели какие-то специальные перчатки на липучках, чтобы во время шторма их не смыло за борт.
— Значит так, Николай, когда до флага останется метр, стреляй поверх его головы.
— Может, сбить у него с головы шапочку?
— Не надо. Еще вместе с шапочкой в комплекте собьешь и голову, тогда нам точно придется принимать неравный бой. Займи удобное положение и прицелься хорошо.
— Есть товарищ, подполковник, — весело отозвался Крутихин.
Норвежец на радиомачте напоминал черную гусеницу. Он двумя руками поверх головы схватывался за мачту, затем, изгибаясь, подтягивал тело, закреплял тело двумя ногами на стойке мачты, и снова выкидывал тело вперед. Внизу стояли командир катера и моряки, подбадривали товарища.
— Давай, Коля! — прошептал Булавин пересохшими губами.
Короткая автоматная очередь. Было слышно, как пули звякнули по корпусу мачты. Резко закричали чайки и взмыли в воздух. Человек-червяк на мачте застыл, повернул голову в сторону бункера. Булавин встал во весь рост около входа в бункер, смотрел на группу норвежцев.
Некоторые моряки вскинули короткоствольные автоматы в сторону Булавина. Тот стоял неподвижно, словно изваяние, издалека он сейчас был похож на монумент. Капитан корвета вышел из толпы моряков, несколько секунд смотрел на Булавина, затем приложил указательный палец к виску, покрутил им у головы. Поднял голову наверх, что-то крикнул своему моряку на радиомачте. Тот быстро спустился вниз на землю. До норвежских моряков было метров пятьдесят, но Булавин физически почувствовал, как от них исходят враждебные волны.
— Первый тайм мы выиграли, — Булавин хищно улыбнулся Крутихину. — Уходим, — спрыгнул на пол бункера.
Рядом с Крутихиным уже стоял Иноземцев.
— Занимай позицию, — приказал ему Булавин, — а мы идем работать.
Глава XXI
План «ухода» родился не сразу. Идея возникла так ярко и неожиданно, что он даже испугался. Стал взвешивать все «за» и «против». «За» перевешивало. Сначала возникла цель. Цель выкристаллизовалась, затем проступили контуры плана, потом детали. Это как картинка на фотобумаге, когда ее бросают в проявитель: появляются слабые очертания, затем они превращаются в бледную картинку, и, наконец, в четкую фотографию. Но здесь нужно выбрать правильный момент, когда фотографию надо вынуть из проявителя; если задержишься с выемкой, то все фото почернеет. А Арнольд Мстиславович не хотел черной картины, он решил переписать жизнь набело.
Почва для побега была, что называется, унавожена: придирки начальства, неудовлетворенность карьерным ростом, постылая семейная жизнь. Норвежские нарушители не произвели на него отталкивающего впечатления. С «командиром» Булавиным вели себя достаточно корректно, не хамили, на острове не сорили. Вполне приличные люди! Да и момент удобный. Вряд ли такая возможность еще когда-либо представится.
Здесь главное, умело себя продать. А продавать ему есть что. За долгие годы командировок по армейским частям и соединениям у него накопилась такая информация, за которую ему отвалят столько, что хватит на три жизни. Самойлов в ходе проверок взял себе за правило, все фиксировать и закладывать в свой смартфон. Дислокация воинских частей, их вооружение, тактико-технические данные новых видов вооружений, время развертывания частей в период объявления военного положения. Особенно ценна для норвежцев будет информация о планах России по освоению Арктики и планах строительства инфраструктуры по Севморпути.
То, что норвежцы копошатся вокруг неучтенных запасов зарина — это мелочевка. Ну, зафиксируют они залежи ОВ, ну, дадут по носу России в очередной раз, ну и что?! Россия к этому привыкла, для нее это укус комара. При разговоре с капитаном Свенгсоном надо сразу правильно себя поставить. Он не проситель, не солдат Малышкин, ему от норвежцев особенно ничего и не нужно. Да любая разведка мира сразу вцепится в него двумя руками. Это он им предлагает услугу, а не они ему. И он будет определять условия игры. Свенгсону в первые же минуты разговора надо дать это понять. Наверняка он такой же солдафон как наш Булавин, не видит дальше носа собственного корабля. А для Москвы надо дать версию захвата офицера Генштаба военными моряками Норвегии. Это в качестве елея на рану руководства.
Момент для побега Самойлов выбрал, когда ликвидаторы работали на складе. Иноземцев возился на кухне. Малышкин сидел на наблюдательном пункте. Самойлов тихо подкрался к солдатику.
— Как обстановка, Малышкин? — деловито спросил он.
— Противник оборудует позицию, товарищ подполковник, — также деловито доложил Малышкин, — ставят палатки, в них заносят мебель и вещи.
— Значит так, иди, помоги лейтенанту Иноземцеву с обедом, а то он не успеет вовремя приготовить. А минут через тридцать подойди сюда и принеси мне бинокль.
— Есть, товарищ подполковник, — Малышкин спустился в бункер.
Так, ну что, надо начинать свою игру, мысленно проговорил Самойлов и вышел из наблюдательного пункта. Он шел на позицию норвежцев с видом человека, который совершает моцион на берегу теплого моря. Спина прямая, шаг неторопливый, но уверенный. Шел по направлению к ближайшей оранжевой палатке, которую установили норвежцы. Они увидели приближающегося русского офицера, остановили работу. Кто-то из моряков что-то крикнул бородатому норвежцу. Тот удивленно уставился на Самойлова.
— Веа из Свенгсон? — без предисловия спросил его Самойлов.
Бородач, молча, указал на соседнюю палатку, уже установленную. Самойлов вошел вовнутрь палатки. В палатке стояли кровать, тумбочка, стол. За столом на стуле сидел капитан Свенгсон, рассматривая какие-то бумаги.
