ГЛАВА 1
Я рисую желтых ящериц, розовых змей,
Безумные облака, в них поющих сирен.
За окном становится небо темней,
Но небо в моих руках, на гладкой поверхности стен.
Эти горы, эти реки, покрытые льдом,
Я их назвала в твою честь, небо закрыла метель.
Раскаленное выйдет солнце потом.
Здесь будут цветы и лес, скоро начнется апрель.
Пожалуйста, будь моим, пожалуйста, будь моим смыслом.
Мы одни на целой земле, в самом сердце моих картин.
Целый мир придуман, целый мир придуманных истин.
Я нуждаюсь в твоем тепле, я хочу быть смыслом твоим.
(с) Флер
Я проснулась с туманом в голове и ощущением, что все еще нахожусь в седле. Но я так же помнила, как меня, обессиленную, сняли с лошади и уложили в траву, прикрывая чем-то тяжелым… когда проснулась, увидела на себе плащ Аспида, пропитавшийся кровью и копотью. Если раньше хотелось проснуться от кошмара, то теперь мне было страшно по-настоящему — вдруг очнуться и понять, что нет ничего на самом деле.
Приподнялась, опираясь на локти и вглядываясь в сумрак леса. Рядом костер разожжен, языки пламени лижут темноту, рассыпая вокруг искорки, похожие на огненных светлячков. В панике оглянулась по сторонам, отыскивая взглядом Нияна, но так и не увидела. Вскочила на ноги, ежась от ночной прохлады. Вспомнила, как мы мчались по лесу, рассекая деревья, виляя между ними, перепрыгивая какие-то обрывы или овраги, а я прятала лицо у него на груди и судорожно держалась за ворот куртки, ребра больно давили железные пластины перевязи и тонкие кольца кольчуги. Пропах весь потом, кровью и пламенем. И в висках дикий вопль "моя" пульсирует, бьется, разрывает меня на части от счастья бешеного. Только дорога казалась нескончаемой, и я слышала под ухом, как сердце дракона громко колотится.
А сейчас нет никого рядом. Неужели бросил меня? Передумал и оставил в лесу? Позвала его про себя громко, как обычно звала, но он не откликнулся, и вокруг тишина стоит — ни ветерка, ни шороха. Только сверчки трещат, и где-то далеко лягушки квакают. Голосов не слышно, фырканья лошадей, к которым привыкла. И в тишине намного страшнее, чем среди хаоса. Растерянно постояла у огня, а потом искать его пошла. Глупая, наверное, но я от своих чувств к нему уже давно голову потеряла и понять не могла — за что все это обрушилось на меня, откуда взялось это наваждение? Ведь когда в мир свой притащил, я его ненавидела всеми фибрами души. Боялась до дрожи во всем теле. А теперь ни страха, ни ненависти. Только чувство это иссушающее, дикое, которого раньше никогда и ни к кому не испытывала. Страшно это, оказывается, любить кого-то так беззаветно, что умереть хочется, если не с ним и не для него.
Под ногами ветки хрустят, а я лихорадочно по сторонам оглядываюсь, но ничего не вижу — тьма вокруг кромешная. Из-за деревьев костер мерцает.
Я набрала в легкие побольше воздуха и приготовилась закричать, уже вслух изо всех сил позвать его, как вдруг мне рот чья-то ладонь закрыла. И я от панического ужаса забилась в чьих-то каменных руках, дергаясь, извиваясь всем телом, пока вдруг не услышала над ухом его голос.
— Тсссс. Нельзя кричать… здесь, кроме нас, кто угодно может быть. Не слышу я тебя в лесу этом, как раньше… только чую, как пес.
Всхлипнула, и глаза от наслаждения закрылись. Пусть говорит. Не замолкает. Звук его голоса настоящий, не в моей голове, завораживает еще сильнее. Словно проникает под кожу и дразнит все нервные окончания, змеится искушением, переливается обещанием чего-то невыносимо запретного и сладкого. Одна рука стиснула меня под ребрами, а я чувствую, как он запах мой шумно втягивает, ведет носом по скуле. Мне щекотно, и в то же время глаза от удовольствия закрываю.
— Нет без запаха твоего жизни. Я по нему тебя везде найду, даже под землей среди мертвых, полуживой на него ползти буду. С ума меня сводишь. Не ведаю, что творю. Своих загубил… войну развязал. И плевааать. На все плевать. Моя, Ждана. Мояяяяя.
Сильнее ребра сдавливает, и у меня все плывет перед глазами, воздух плавится, и каждый вдох кипятком обжигает. И я губами касаюсь его грубой ладони, кажется, она рельефная изнутри от мелких порезов и шрамов поверх старых рубцов. Повернулась к нему резко, и он тут же хватку ослабил, и взглядом с его глазами встретилась — прозрачные светло-золотые, нечеловеческие на человеческом до невозможности красивом лице, все еще перепачканном сажей и кровью. А мне оно прекрасней всего на свете, и грязь эта, и кровь чужая, ради меня пролитая. Так близко и не отталкивает, не гонит. Его тело огромное застыло словно в ожидании. Я скулы его широкие ладонями обхватила и будто физически почувствовала, как его всего сотрясло дрожью.
— Зачем искать? Я здесь… Твоя. Только твоя.
Опустила взгляд на губы его, чуть приоткрытые, и до безумия захотелось их своими почувствовать, так сильно захотелось, что в горле запекло, как от жажды. Подалась вперед и коснулась губами его губ. И снова эта дрожь непередаваемая, как землетрясение под кожей у него так сильно, что воздух вибрирует. Тело мое стиснул горячими ладонями и к себе прижал с такой силой, что у меня захрустели кости. На рот мой набросился сам с громким рыком. В волосы мои двумя руками зарылся, вжимая мое лицо в свое, и мне показалось, что я умираю от этого запаха его дыхания у себя во рту, от того, как язык с моим сплетается, толкается сильно, напористо и в то же время как-то иначе, словно не сдерживается он больше. И от этой обрушившейся страсти захватило дух, сердце сильно сжалось в мучительном удовольствии и подскочило вверх, ударяясь о ребра.
Его зубы ударяются о мои, кусают мою нижнюю губу, распаляя внутри дикую лихорадку, которая нарастает с бешеной силой. Приподнял немного и прошел со мной пару шагов, впечатывая меня в ствол дерева, а я ничего не вижу и не чувствую, кроме его языка у меня во рту, кроме стонов мужских нетерпеливых. Целует исступленно в каком-то безумии, и его рваные выдохи наполняют мне легкие, заставляют дышать ими и выдыхать свои собственные. Не сдерживается больше… другой совсем. Озверевший. И в то же время нет ни чешуи на коже, ни бугрящихся под ней шипов костяных.
Но они могут появиться, и это понимание опаляет сознание, сводит с ума. Кровь в венах закипает, пенится, и меня словно с ног до головы ядом возбуждения жжет. Ничего подобного не чувствовала никогда. Страх и в то же время отчаянное желание узнать, что такое любовь дракона, на себе. Сгореть от нее дотла.
Жадные ладони мужские рубашку мою задирают, и, подхватив под ягодицы голые, вверх поднимает, спина о колючую кору дерева цепляется больно до ссадин, но мне плевать, ведь его руки на моем теле с ума сводят, и я готова вытерпеть что угодно, лишь бы касался, лишь бы не отстранился снова.
