— Клянусь, здесь грот был и ручей журчал. Я еще рубаху свою намочила.
— Ты кто такая? — и двинулся на меня, а я от него попятилась.
— Не знаю, — едва слышно прошептала и услышала треск, обернулась, тяжело дыша — камень снова откатили назад, и меня схватили под руки уже совсем другие ящеры в темно-синих одеяниях с красными переливами. Я хотела закричать, но один из них в темно-красном плаще встретился со мной взглядом и словно шипованной проволокой душу стянул.
— Будешь орать — у меня есть полномочия резать язык. Для твоей миссии сгодится только одно отверстие. Уводите. Эту стеречь особенно. О ней свои распоряжения сам царь отдал.
— Что ж царь так о девке смертной раззаботился, Демьян?
— Не твое дело, скоморох. Не то кукушка по тебе куковать перестанет. Пол раза крикнет да замолкнет, и ты вместе с ней.
— Так шут вроде я, а сколько жить осталось — у кукушки царский полководец спрашивает? На поле битвы птичку кличешь? Или так, чтоб не слышал никто?
Ящер с красной чешуей на скулах, которая волной прошла под кожей, замахнулся на Врожку, а тот кубарем откатился и язык воеводе царскому показал.
И словно в насмешку в тумане предутреннем кукушка закуковала.
— Эй, кукушка-кукушка, сколько лет Демьяну нашему жить осталось?
Кукушка замолкла, и лапа, зажимающая мне рот, сжалась еще сильнее. Я расширенными, полными слез глазами смотрю, как чадят уже потухшие костры и виднеются следы от копыт на выжженной траве. Повозка на тропинке стоит, и двойка лошадей топчется на месте, фырчат, гривами длинными трясут в нетерпении. Лихорадочно по сторонам — нет ЕГО нигде больше. Оставил. Отдал меня. Отказался. И душит уже не рука холодная, а боль невыносимая от понимания — теперь я точно уже не его. А может, и правда, не была никогда. Сама себе придумала.
— А дней?
Молчит птица, меня на коня забросили поперек седла, руки за спиной веревкой крепко затягивая. Я не сопротивлялась, внутри стало пусто и холодно. До ужаса пусто. До дикости. В груди под ребрами дыра образовалась… чудище сердце мне вырвало и сожрало, а потом умирать оставило, чтоб другой добил безжалостно.
— А часиков? Сжалься, птичка, над Демьяном? — голос Врожки еще звенит, напоминает, что еще не мертвая.
Кукушка два раза прокуковала и снова замолчала. Скоморох расхохотался. Зловеще его хохот прозвучал в тишине гробовой.
— Заткнись, отродье бесовское, дохохочешься мне — лично твоим палачом буду и башку твою рыжую мрако-псинам скормлю.
— Если доживешь. Суеверный ты наш.
Тот, кого Врожка Демьяном назвал, вскочил в седло и заорал.
— Дорогу на Чар-скалу держать. Через Лес Лабиринтов Истины пойдем к Черноморью.
— Буря скоро начнется. Небо нахмурилось, переждать можно.
— Не будем ждать. Царь приказал избранниц в срок привезти, а ежели раньше срока — наградит. В дорогу.
Только мне плевать уже было на все. Я остекленевшим взглядом на хаотично мелькающую траву и копыта лошади смотрела, чувствуя, как режет глаза от слез невыплаканных и тех, что уже пролились, разъедая мне склеры и заставляя слипаться мокрые ресницы.
Не отдавай меня, Ниян… не отдавай ему. Люблю тебя. Только тебя одного. Не могу представить, как он руками своими меня трогать будет, как целовать захочет, как раздевать станет. А ты… ты можешь представить? Его со мной? Как касается, где ты касался, как целует, где ты целовал, и ласкает там, где от твоих пальцев следы остались?
И по всей окрестности рев пронесся адский, нечеловеческий, а вслед за ним раскат грома настолько оглушительный раздался, что я зажмурилась, а под ящерами царскими кони испуганно заржали и понеслись прямо в густые заросли леса по тропинке витиеватой, кружащей вокруг деревьев.
— Что за чертовщина?
— Погоня, Демьян. За нами скачут.
— Кто?
— Не вижу… за деревьями прячутся, только ржание лошадей слышно.
— Еще в лес войти не успели. Мечи наготове держать. Скачем в чащу. Да пошустрей. В этом лесу нечисти не бывает, тут все смертными становятся. Так что нечего бояться. Девок не загубите. За каждую головой ответите.
— Не поверишь… Демьян… за нами воины Черного Аспида гонятся.
— Ополоумел совсем?
— Не ополоумел. Князь за нами по пятам идет.
— Какого лешего ему надо? Он же нам избранниц уже передал. Может, важное что сказать забыл.
— Не с миром гонятся, окружают нас со всех сторон и к черным камням загоняют.
— Не неси ерунду и язык прикуси, Тимофей, не то я тебе его сам прикушу щипцами раскаленными.
И в ту же секунду что-то просвистело в воздухе, и я увидела, как под копыта коня Демьяна мужчина упал с черной стрелой в горле. Глаза его широко распахнулись, а в них вспыхивающие на небе огненные молнии отражаются. Рука в железной перчатке меня под ребрами сильнее сжала, и раздался громкий вопль Демьяна.
— Рассыпаться по лесу. Повозку гнать к берегу, но из леса не выходить.
А сам меня сильнее стиснул и в другую сторону поскакал. Через кустарники, плутая вокруг деревьев и перескакивая через стволы сухих елей. И слышен лишь топот копыт и свист хлыста. У меня сердце из груди выпрыгивает и в горле трепещется, я слова Тимофея снова и снова слышу, и не верю сама себе.
— Давай. Пошел. Быстрее.
Во весь опор мчимся, и меня ветки по лицу хлестают, по телу больно бьют. И вдруг конь на дыбы встал, назад метнулся, а меня по седлу вперед-назад швыряет, и кажется, вот-вот упаду под копыта, только и слышу звон метала над головой и ржание лошадей.
— Не пощадииит тебя царь — как Мракомир кончишь или Константин.
Раздался чавкающий звук, словно метал вошел во что-то мягкое, и надсадный хрип Демьяна. Конь начал на бок заваливаться, а я от ужаса глаза зажмурила и в ту же секунду почувствовала, как меня сдернули с седла. Дух захватило с такой силой, что я в немом крике рот открыла, а закричать так и не смогла — окровавленное, грязное лицо Нияна увидела, мокрое от дождя с черно-багровыми потеками и свежими шрамами на щеке.
И в голове его голос взорвался, задребезжал воплем диким, разрезая нервные окончания и заставляя с рыданием выдохнуть.
"Мояяяяяяяяяя"
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
