Закричала про себя, как тогда, когда он говорил со мной. Закричала с такой силой, что в голове зазвенело. И уже чувствую грязь спиной и ногами, чувствую, как подо мной трясина чавкает. Вода ног касается. Еще немного, и я вся в ней окажусь. Вода как всегда внушала дичайший ужас, и меня захлестнуло паникой.
"Нияяяян" — его имя на повторе, истерически громко, уже не веря, что услышит, и понимая, что я утону в этой склизкой гадости. Вот так глупо. Не доехав ни до Нави, ни до Вия. Просто утону в болоте. Меня притащили сюда, чтобы убить… И я знала, кто это сделал. Перед глазами до сих пор стояли неоново-синие ямы на лице волхва.
Я его не увидела, я его услышала, тот самый звук, когда мощные крылья воздух рассекают и свистят в ушах похлеще порывов ветра. А потом треск огня. Как будто из жерла вулкана вырвался столп пламени. И жаром все тело опалило, крики дикие рядом раздались, завоняло горелым мясом и шерстью.
Но с меня морок не спадает, так тело и держит скованным, обездвиженным, и я уже давно на грязной воде лежу, и меня начинает тянуть вниз, словно там воронка, и она медленно меня засасывает на дно болота. От ужаса и паники мне кажется — я сейчас задохнусь, пока вдруг меня не обвивает что-то кольцами. Они вьются вдоль всего тела очень аккуратно, но я ощущаю, как колет кожу и царапает чешуей. И мне не страшно. Я знаю, кто это. Я его чувствую.
Взмываю вверх над трясиной и тут же плавно приземляюсь в примятую траву. Где-то трещат сверчки, и ночные птицы покрикивают у воды.
Аспид срывает с моего тела путы, кожу приятно покалывает в тех местах, где меня связали, и теперь веревки больше не впивались, причиняя адскую боль. Веки стали подрагивать, чуть приоткрываясь, и в размытости ничего не вижу, только лицо опаляет жаром, и воздух раскалился так сильно, что вместо ночной прохлады меня теплом окутало. Да, я точно знаю, кто со мной рядом, и мне плевать, в какой сущности он здесь. Пришел. Услышал меня и примчался… а говорит — не его я. Попробовала еще раз глаза открыть, и у меня даже немного получилось руку приподнять и провести пальцами по жесткой чешуе.
"Я знала, что ты меня спасешь"
"Я же сказал, что ты не умрешь".
Веки опять сами собой закрылись, меня сильно в сон клонило, так сильно, что я не смогла сопротивляться и позволила себе провалиться в тот самый космос, где даже перед сном дракон парил, расправив черные крылья.
А потом казалось, что на руках несет меня кто-то и опять к воде. Нескончаемый кошмар вернулся, и я закричала, вырываясь и царапаясь с диким воплем. Но рот ладонь накрыла, сильно сжимая.
— Тшшш, не кричи. Тихо… тихо… Ждана.
Голос услышала, и глаза широко распахнула, чтоб с его змеиными встретиться и замереть от того, как расплавленное золото под кожу просачивается, как тот морок дьявольский. Багряные сполохи в желтой заводи моего персонального костра. К себе прижимает и в воду со мной заходит шаг за шагом.
— Боишься меня?
Отрицательно качнула головой.
— Тиной от тебя воняет и волосы грязные. Вымыть надо. Или думаешь — утоплю?
— Не думаю.
Зашел почти по пояс и меня на ноги поставил, а я тут же инстинктивно впилась в него обеими руками, стараясь на воду не смотреть и не думать о том, что там происходит на дне.
— А о чем думаешь?
А сам зеркальную гладь реки рукам сгреб и на волосы мои вылил. Теплая, как парное молоко, и пар клубами вьется, стелется по поверхности, берег заслоняет от глаз наших или нас от чьих-то.
— О тебе.
— Нельзя обо мне, Ждана.
А сам продолжает воду мне на голову лить, полоскать локоны в воде, а я ногтями ему в кожу впилась, и страх смешивается с тем самым трепетом от его близости.
— Воды боишься?
Я кивнула и увидела, как он взгляд опустил вниз на мое лицо мокрое и еще ниже к груди, где ткань тело облепила. И под его взглядом она наливается, тяжелой становится, и соски сильно стягиваются в тугие камушки. Сглотнул судорожно, и взгляд засветился оранжевым, бросая блики на его темную кожу. Дыхание участилось, и крылья носа трепещут в такт вдоху и выдоху. А я осмелела и ладонями шею его мощную обхватила, на губы сочные взгляд перевела, и стало так тяжело дышать, захотелось глоток его дыхания в себя втянуть. Кожа князя слегка золотом подсвечивает в лунном свете, очертания чешуи лишь слегка выступают и снова пропадают. Я губами губ его коснулась. И отстранилась, глядя на них, на полную нижнюю и узковатую верхнюю. Но прежде чем успела снова коснуться, он меня рывком к себе привлек, приподнимая и заставляя обхватить свой торс в воде ногами.
— А так не страшно?
Шепчет прямо в губы, сжимая одной рукой за талию, а другой за ягодицы. Как же это невыносимо — все его тело своим чувствовать, силу его, мышцы упругие, рельеф на груди под мокрой рубахой.
— Мне с тобой ничего не страшно, — выдохнула, и сердце в изнеможении зашлось глухими ударами.
— А зря… я сам страшный, Ждана. Не человек я. И по-человечески со мной не будет никогда.
— Ты не страшный — ты красивый.
— Во мне зверь живет. Голодный. Жаждущий смерти и боли.
Говорит, а сам сильнее в себя вжимает и губами моих почти касается. Я пальцами в его длинные волосы зарылась.
— Он ни разу меня не обидел.
— Он непредсказуем. Сегодня не обидел, а завтра сожжет дотла или раздерет на куски.
— Мне все равно… если не ты, то раздерет тот… другой, кому ты меня везешь.
Не удержалась и сама губами к его губам прижалась, услышала стон мужской и почувствовала, как губы его раскрылись и в мои жадно впились, слились с ними в единое целое, голову его руками обхватила, отвечая на поцелуй, касаясь несмело языком его языка.
"Вкуснее жизни ты, Ждана… губы твои вкуснее самых спелых ягод, я сгораю из-за тебя, ведьма человеческая, разум теряю. Все в тебе с ума сводит — голос, взгляд, волосы, тело…".
Задыхается, спину сжимает все сильнее, в себя меня вдавливает, а я животом и промежностью чувствую твердую выпуклость, и мне инстинктивно хочется о нее тереться голодным телом, которое пылает, причиняя боль. За волосы сзади схватил и назад потянул, заставляя выгнуться, прижимаясь мокрым ртом к моему горлу, ниже и ниже, обхватывая губами сосок через сорочку, слегка сжимая зубами, а я невольно извиваюсь на нем, и это невыносимое трение о его эрекцию, ощущение пульсации плоти на плоти и горячий рот на моей груди, язык, дразнящий тугие и вытянувшиеся соски. От сильного возбуждения нечем дышать, хочется плакать и умолять, чтобы унял эту дрожь, эту потребность в нем.
"Хочу… любого тебя… как тогда хочу… прикасайся ко мне… пожалуйста".
Оторвал от себя и в глаза смотрит, а по лицу уже змеится чешуя, не прячется, перекатывается волнами на скулах, и губа верхняя вверх вздернулась, подрагивает. А вдоль плеч появляется волнистая полоса, словно острые зубья пробивают кожу. Она лоснится и отливает то черным, то золотым.
