* * *
Следователь достал из кармана аккуратно сложенный платок и высморкался.
— Я живу по указанному адресу постоянно, но зарегистрирована в общежитии Политехнического института, Студгородок, Лесной, 65. Меня отчислили прошлым летом, но я до сих пор не выписалась.
— Митя сейчас у Лилиных родителей. Отец с инсультом в больнице, у него правую половину парализовало, или левую, а за мамой и няней нужен уход. Митя был очень близок с ними, пока они с Лилей встречались. Со школы вместе.
— Он звонил накануне, сказал, что регистрацию надо перенести. А я… Я вела себя ужасно. Говорила, что если он завтра не придет, то все кончено, потом, когда это не сработало, кричала, что ворвусь к Лиле в дом и все им расскажу, родителям Лилиным, о нас, о ребенке! Потом просила, чтобы он просто дошел до загса, мы распишемся, и свободен, пусть идет куда хочет. Что я в любом случае буду его там ждать. Я и ждала. У него еще чувство вины. Все произошедшее он записал на свой счет.
— Мы дружили с Лилей. Пока я не увела у нее Митю. Ну как увела? Они расстались еще до нашей встречи, но отчего-то нужно было все время скрываться, чтобы не причинить Лиле боль. Странная история. Знаете, она даже не догадывалась, что мы вместе. Так Митя решил.
Она нашла какую-то единственно правильную интонацию, облокотилась на спинку стула, перестала дрожать. Говорила устало и искренне.
— Здесь целый клубок. Все запуталось. Как мне, его невесте, уже, правда, бывшей… Вы знаете, что он не пришел в загс? На работе взял за свой счет, не важно. Как мне идти на похороны его бывшей девушки, притворяясь при этом подругой, и вообще? Родители и друзья в полной уверенности, что хоронят Митину любовь. А я что? Кто я теперь? Да и Митя просил, чтобы меня не было. То есть сначала скрывать, чтобы чувства не ранить, потом — чтобы на похороны ни ногой.
Важенка покосилась на борщ в банке, куда уже был опущен небольшой кипятильник.
— Там такие все чувствительные, так все тонко у них, сложно. Меня по-другому воспитывали, нет у нас еврейских корней. Все было проще, честнее.
— Я в этот день только в магазин два раза выходила, так плохо было с утра, я ведь беременна. Даже к врачу решила не ходить, у меня прием был в женской консультации, в одиннадцать, — по глазам следователя увидела, что ему это известно. — А с 12 до 15 точно дома была, по-моему. Нет, второй раз в магазин спустилась что-то около двух, в половине второго, не помню. Водички не найдется у вас?
Важенка пила жадно и громко.
Глава 13.
В конце
Кравченко посторонился в дверях, пропуская Важенку в коридор. Проводил взглядом.
— Это кто у нас такой заплаканный? — пожал над столом руку следователю.
— Свидетельница по делу Вальковской. “63-й километр”, — ответил тот и протянул стажеру фотографию. — Важина Ирина Сергеевна, сожительница Аверина, невеста его бывшая. Он накануне похорон Вальковской не явился в загс, вот тебе сразу и бывшая.
— Так у него же Вальковская была невеста, — потряс головой Кравченко.
— Некоторым везет больше, чем тебе, Миша. Две бабы, два ребенка, она тоже беременна от Аверина, — следователь выбросил вперед два коротких пальца. — То есть у нас появился мотив.
— Выходит, не зря вы, Вадим Семеныч, тянули закрыть дело, — присвистнул Кравченко.
— Ничего я специально не тянул. Ерунду не говори! — заворчал следователь. — Просто странно это, что девушка одна в вагоне идет в тамбур, бросив вещи, начинает деревяху из дверей тягать, которая, по хорошему-то так, никому не мешает. Прямо Зина Портнова какая-то. Если бы еще с кем-то… ну, увидели они, например, что хулиганье доску между дверей расперло, пошли посмотреть, вытащить, если не тяжело. Вдвоем-то еще понятно. Но одна… Если слова Важиной сейчас не подтвердятся… Смотри, зачем звал. Поедешь вот по этому адресу, это Аверина адрес, она здесь с ним проживает. Поговоришь с соседом из сорок седьмой квартиры. Важина утверждает, что тот заходил к ней примерно в 15 часов в день гибели Вальковской. Даже разбудил. Его заливали сверху, вот он всех там на ноги и поднял. А перед этим она якобы выходила в продуктовый на Среднеохтинском. Вернулась и уснула, стало быть.
— Так что у нас получается, Вадим Семеныч, если с Вальковской в том поезде была Важина, то успевает ли она вернуться домой к трем? Не успевает, — Кравченко оживился. — Есть расписание Финляндского? Не надо, не ищите, я так… Наша электричка была на 12:30, дальше она на ближайшей к месту происшествия “Горьковской” — без двадцати два. А, вот расписание, спасибо. Обратная в город только что ушла. Не получается. За час только на такси случайном, или сообщник на машине ждал. И то, если крылья у этой машины.
— Теоретически можно. Сколько там? Километров восемьдесят. Девяносто? Ну вот, стольник выкрутить, доедешь. Но, видишь, бабки на станции показали, что никого толком не помнят, вроде сходил народ с поезда, но к ним соседка сразу подошла, заговорила их. Обзор закрыла. Эх, нам бы свидетелей маломальских из электрички той. Пустая совсем была. Конец лета, полдень, что там ловить. Транспортная походила два дня по поездам, да без толку… Может, ты еще с этим фото теперь? Давай, завтра-послезавтра, именно дневные на Выборг, там их немного.
Кравченко загрустил, убрал фото в папку из кожзама.
— А как она вам вообще показалась?
— Да, слушай, показалась! Нормальная девчонка, запутал ее Аверин. Квартира, в Австралию по контракту, а у нее как раз все с этим неблагополучно: жить негде, с учебы выгнали, не работает. Выход! Да еще какой! Против Ангарска-то. Мотив? Моти-и-ив. Но тем не менее… Она ничего, разумная такая, посмотрим. Вот только показалось, когда пропуск ей подписывал и она поближе так ко мне, показалось, вином от нее.
— Вадим Семеныч, ну ладно вы к нам постоянно с этим! Но девчонка-то беременная!
— Духи, что ли, такие, — задумчиво кивнул следователь, через плечо покосился на банку с борщом. — Ты это, лейтенант, давай к девятнадцати туда дуй, по адресу, народ с работы подтянется, и после сорок седьмой обойди с этим фото все подъезды, поспрашивай. Может, видел кто, во сколько, куда, откуда в тот день эта дамочка перемещалась.
* * *
Важенка нажала кнопку лифта с подпалинами: за лето ее пытались поджечь уже два или три раза. Эти кнопки горят так ярко и весело.
Палец на ней надо удерживать секунды три. Было слышно, как за эти секунды в машинном отделении громко и приятно щелкали какие-то реле, автоматы. Звук почти такой же, как в троллейбусах. Если кнопку отпустить раньше, чем все автоматы успеют переключиться, то лифт не поедет и с такими же щелчками все вернется в прежнее положение. А вот человеку назад не отыграть. Важенка толкнула распашные створки, шагнула в лифт, пол сразу немного ухнул вниз, закрыла за собой тяжелую шахтовую дверь. Вдруг вздрогнула, тревожно втянула воздух.
К привычному запаху старой деревяшки — так пахнет в антикварных магазинах, хотя Митя смеялся, что это просто дешевый лак, которым покрыта фанера кабины, — к привычному запаху этого лака примешивался запах электрички. У Важенки потемнело в глазах. Этажом ниже лифт передернулся и замер. Громыхнула металлическая дверь, дрогнули распашные дверцы. Важенка задрала плечи, перестала дышать. Жутко мигала потолочная лампа. Сначала вертикально на заднем колесе въехал велосипед. Кто-то вел его сзади за руль. Важенка забилась в угол, сквозь ужас, задранное колесо, лифтовый полумрак все-таки разглядела за великом соседского мальчишку. Он уткнул его передним колесом в другой угол. Отвел от нее взгляд. Лифт загудел и обрушился вниз.
