— Завтра наменяю двушек и от магазина уже всем. А послезавтра Митя приедет, — глаза Лили засветились.
Важенка шумно выдохнула: слушай, мне нехорошо! Перехватила ладонью шею.
— Токсикоз у тебя. Иди между вагонами на площадку! Там плюй! Смотри, Рощино. Подъезжаем. Иди, не будет трясти хоть, пока стоим. Давай, давай!
Важенка покорно поднялась, у дверей оглянулась на Лилю. Иди, иди, махнула та.
Электричка остановилась. Лиля вышла в тамбур, поохранять. Там у распахнутых дверей крутились двое вошедших подростков. Боролись, смеялись, отнимали друг у друга какую-то доску — да пошел ты! сам иди туда!
— Платформу “63-й километр” поезд проследует без остановки.
Лиля вернулась в вагон, села на краю скамьи почти у самого выхода, чтобы видеть дверь переходной площадки. Ждала Важенку. Снова застучали колеса. Мальчишки, гогоча, пробежали мимо по проходу в другой вагон. Лиля наклонилась вперед, вытянула шею — ей показалось, что двери в тамбуре остались нараспашку. Снова встала.
Так и есть. Снаружи грохотало, там с нарастающей скоростью проносились заборы, склады, перелески. Дураки какие, бормотала она, шагнув ближе. На уровне пола между створками мальчишки расперли доску с торцов, видимо, забытую кем-то из дачников. Положили ее вниз, пока двери в “Рощино” были открыты, и заблокировали на закрытие.
С переходной площадки шагнула Важенка, прикрывая рот ладонью. Вид у нее был еще более измученный, чем прежде. Широко распахнула глаза на Лилю в грохочущем проеме.
— Мальчишки, идиоты! Доску засунули! — прокричала Лиля, морщась от скорости и лязга. Осторожно присела на корточки, держась рукой за одну из створок. — Ну, ее тут никак! Не вытащить! Давай хоть попробуем! Отожми немного эту дверь в сторону! Как на себя! Двумя руками, а я доску сдвину. Ну, чего ты стоишь?
* * *
Важенка, шатаясь, вернулась в вагон. Он был пуст, и только на ближней ко входу скамье темнела Лилина сумка. Сверху книга, название по-английски. Важенка прошла мимо, усмехаясь полубезумно, но потом с ужасом оглянулась на эту сумку, книгу. Внезапно сорвалась с места. Пыталась бежать по проходу, перехватывая алюминиевые ручки скамеек. Выпутывалась из завихрений движения, вагон мотало.
На станции бросилась подальше от полотна. Стремглав через безлюдную площадку перед кассами, где только две бабки торговали в тени киоска. Не помнила, как оказалась в дачном проулке с домиками, едва различимыми из-за пышного кустарника.
Неожиданно из-за поворота прямо на нее вылетел мотоциклист, резко затормозил, обдав ее горьким сизым дымом.
— Девушка, а трасса питерская в какой стороне? Вот так я проеду? — он махнул рукой куда-то за спину Важенки. — Чего-то я заблудился тут у вас.
Она отчаянно рванулась к нему.
— Я с вами! Мне очень надо в город!
В его глазах удивление и протест.
Набрала воздуха в грудь, чтобы умолять, но замерла, не в силах вспомнить, призвать нужные слова. Он немного подождал и, окинув ее быстрым мужским взглядом, вдруг усмехнулся: ну, давай! Кивнул себе за спину.
— А не боишься? Мы быстро поедем! О-о-очень быстро! Ну, что называется, никто не неволил, — мотоцикл взревел, незнакомец крикнул. — Держись только крепче!
Она обхватила его за пояс, но уже на трассе, на бетоне, он втопил, и Важенка, закрыв глаза, привалилась к его спине всем телом. Подумала, что именно это он и имел в виду, когда вызвал из мотоцикла нечеловеческие 150 км/ч или сколько там, и никуда он не торопится, а просто такие вот понты. Ветер в лицо, адова скорость, чье-то чужое тепло странно сейчас подходили ей. Если так надо, подумала она безразлично, пусть мы разобьемся насовсем.
Она не запомнила, как выяснилось, что ему тоже на Охту.
Очнулась только у дома. Почти сползала с мотоцикла. Ушла от него на полусогнутых, не попрощавшись, не поблагодарив. Он заржал вслед: пожалуйста! Выматерился. Навстречу из арки шагнул мальчик лет девяти с алюминиевым бидончиком в руках. Он хмурился, шептал себе под нос что-то гневное. Его, наверное, не вовремя отправили за квасом. Бочка с квасом неподалеку от сквера. Важенка зажмурилась — как же ты счастлив и свободен, мальчик с бидоном! Если бы можно было поменяться с тобой местами, маленький мальчик с квасом.
Долго мыла руки в темной ванной, не поднимая глаз в зеркало над раковиной. Потом лилась вода, а она просто смотрела на нее, на свои руки, иногда по-разному подносила их к струе. С тыла, ребром, дробила ее на ладони. В туманном луче из общего с кухней оконца было видно, как брызги разлетаются по сторонам. Вдруг почувствовала взгляд и шорох за спиной. Важенка резко обернулась. Но в раскрытых дверях ванной — никого. Надо закрывать двери, двери надо закрывать, стучала зубами.
Она жива! Лиля осталась жить! Выжила, чтобы погубить ее, Важенку, бедную Важенку.
Ничком лежала на тахте. Было чувство, что она забралась в чужой дом и вот-вот нагрянут хозяева, застукают ее здесь с поличным. Так бывает во сне — голая в чужой квартире. В дверь позвонили, и на этот раз сердце ударило в ноги. Она не могла подняться. Звонили настойчиво и рвано, Важенка медленно приблизилась к дверям. Прочему-то главным условием сейчас было — не спрашивать кто. Просто открыть и все.
— Я извиняюсь, разбудил? Вижу, прям с кровати вас… Не подскажете, соседи ваши когда будут? Заливают меня! — какой-то вихрастый, абсолютно мокрый парень сыпал словами без остановки. — Может, телефон есть рабочий? Вот ведь как — сегодня ж горячую дали, а у них кран, видимо, был не закрыт. У меня с потолка хлещет…
— Я не знаю, не знаю, — Важенка мотала головой из стороны в сторону.
Сосед ударял себя по ляжкам, сокрушался. Убежал по лестнице куда-то вниз, причитая.
Из кухни еще не выветрился запах языка. Она тихо посидела на стуле, в этом запахе, глядя без движения на большую осу, ползающую по краю розетки с медом. Подняла глаза на традесканцию. Она ведь и утром тут цвела в подставке, расписанной под березку, и сейчас, и розетка с прозрачной лужицей меда. Никто и ничто не изменилось за эти несколько часов, все неподвижно и как будто вечно, вот только нет больше ни Лили, ни Важенки.
* * *
Сцепив зубы, кидала в чемодан белье, футболки, упаковки с колготками, забирая их с полок целыми стопками. Замерла ненадолго, что-то соображая, потом бросилась искать Митину спортивную сумку — куда она с чемоданом? С ним далеко не убежишь! Из сумки вытряхнула теннисные ракетки, полотенце, майку, моток какой-то лески с крючками. Немедленно поранилась, цедила воздух с досадой. Палец в рот, чтобы кровь остановить.
Нужно брать самое ценное, нужное. Пара джинсов, кроссовки, набор “Pupa”, кожаный плащ, паспорт, “Poison”. Разогнулась от сумки и снова смотрела в никуда, окаменев. В общагу и в Сестрорецк путь заказан — там ее сразу найдут.
Важенка, сбиваясь, крутила телефонный диск. У Томы с Левушкой никто не подошел.