Ритка с Олегом были в жесткой завязе, по их собственным словам. Но, узнав о новости, рванули в магазин сломя голову.
— У меня подруга замуж выходит, почти дочь, а я что, тут сиди с мытой шеей? Тебе не? Не наливаем? Ну все, все, — оживленно приговаривала Ритка, разливая бормотуху. — Так, а фата у тебя будет?
— Да ты же знаешь, я не люблю все эти условности. Платье, фата — вчерашний день. А потом, у нас никого не будет: только мы вдвоем. Распишемся, да и все! Никакой свадьбы, на самом деле, — Важенка ласково гладила толстолапого щенка у себя на коленях, которого Олег накануне нашел на улице.
— Ай молодца! Вот слова не мальчика, но взрослой девочки… Может, наши уроки, Олежка, и не прошли даром! Видишь, как человек вырос! Понимает, что свадьба — это мещанские бубенчики! Ну, за тебя! И за… Как его? Митя? И за Митю! За вас, ребята!
Олег смотрел на Важенку немного грустно, изредка тянул руку к ее коленям, тоже гладил щенка, но вскоре портвейн и с ним сотворил свое веселое дело. Родители Льва Абалкина выходили на привычную орбиту.
— Так Олег может на Наточке жениться! — дрыгала ногами Ритка. — Легко! Лежек, тебе хата у “Прибалтийской” не помешает?
Все было по-прежнему, вот только Ритка уже молчала о полчищах молодых красавиц, атаковавших ее когда-то с вопросом, что же такого особенного нашел Олег в ней, в Ритке, и почему не смотрит в их сторону. Все время теперь обращалась к нему, задевала поминутно, придвигалась с каждым часом все ближе.
Важенка долго махала им с тротуара перед домом. Если он уйдет, у нее теперь останется этот пес.
Глава 12.
Лиля
В четыре было еще темно. Рядом у соседей уже гремели бидонами, то там то здесь пели петухи, заворочалась бабушка.
Она решила не дожидаться, пока сработает будильник, отжала его кнопку. В приоткрытую форточку тянуло скошенным лугом.
Стукнула щеколдой в сенях, отворяя дверь на двор. На лавке в одном из ведер плавал ковш. Она черпанула оттуда, пила сладкую алюминиевую воду. Заломило зубы. В светлеющем проеме двери торжественно стояла темная зелень конца лета. Проснулась. Это ведь я, настоящая, дышу, а внутри меня еще жизнь, размером с лимон, но жизнь. Расправляется понемногу. От этого острого ощущения себя живой навернулись слезы.
Умываться решила во дворе, как будто нельзя с такой радостью обратно в духоту дома. Долго искала зубные щетки, убранные на отъезд в целлофановый пакетик от мышей. Сунула ноги в резиновые сапоги, телогрейку прямо на сорочку. Над рукомойником висела прозрачная долька луны.
Вчера Лиля легла только в час: готовила няне еду на три дня, потому что та совсем расклеилась после долгой дороги из Нарвы. В автобусе сильно трясло, так неудачно сели: в последнем ряду, на моторе. От автовокзала взяли такси до Финбана, а оттуда еще полтора часа на электричке до няниного дома в Лейпясуо.
Из Нарвы в город обычно возвращались всей семьей в последние дни лета, на двух машинах со скарбом. Но на этот раз Лиле позарез нужно было попасть домой раньше остальных. Няня Нарву не любила, соскучилась по дому, садику, соседям, тоненько запросилась с Лилей. Напрасно пытались ее отговорить, пугали дорожными тяготами.
— Так хоть какое варенье поварю. Може, успею. Хоть яблок наберу. Совсем от огорода-то, от леса отсохла. Сахар ведь с весны запасла. Хоть картоху выкопаем, кочаны старые свернем. Совсем огород захирел.
Смотрела потерянно, отказывалась ждать еще пять дней. Лиля взяла нянину тяжелую руку, хотела напомнить про скрипку, про пальцы — какие еще кочаны! Сказать, что для нее это — чертов крюк длиною в полсуток: довезти, разгрузиться, вымыть пол, продуктовый, что-нибудь сварить. Но, заглянув в это ее волнение, в вечное “умру скоро, узнаешь тогда”, рассмеялась под грузом собственной радости — едем!
Прикрыв глаза в солнечной пыльной взвеси автобуса, она выстраивала по минутам всю цепочку завтрашних дел: утром электричка в город в 4:49, сразу в женскую консультацию за талоном, сдать анализы, домой мыться, переодеваться, как-то перехватить у Митьки ключи, чтобы приготовить ужин, вино. Вечером расцеловать его наконец-то, здесь сердце сжималось от нежности, рассказать, что у них — вуаля — будет ребенок! Весь последний месяц она крепко зажмуривалась, представляя его лицо при этих словах.
Няня застонала в своем углу. Поспешно откусив бутерброд, Лиля, обжигаясь, хлебнула чай, подбежала к кровати.
— Лилька, плохо мне, — няня задыхалась. — Ночью вообще думала, кончаюсь.
— Не разбудила, главное. А что болит? Где? — Лиля расстроенно опустилась на край кровати.
— Да тебя из пушек не добудишься. Звала вроде, звала… — Ее лицо на подушках казалось совсем бледным в сером свете, расползающемся от окна.
Лиля почти не слушала жалоб, обреченно понимая, что не ночевать ей сегодня у Мити.
— Бабочка, там бутерброды с докторской и суп на плитке вчерашний, вермишелевый, — через одеяло гладила круглое плечо. — Телек не включай, все равно там антенну нужно крутить, я вернусь, все сделаю. Вот транзистор слушай, я рядом поставила.
В половину один раз прокуковала кукушка.
— Лилька, гляди-ка, птица наша не вышла чего-то! Рычажок там какой-то… В прошлый раз так было — дед умер. Не к добру, Лилька!
Лиля, второпях завязывая кеды, подняла глаза на циферблат. Часы пробили, но сама кукушка не появилась из-за квадратной карболитовой дверцы. Что-то сломалось в старых часах.
— Ты, пожалуйста, держись. Горшок под кроватью, я помыла, на улицу ни шагу. Слышишь меня?
* * *
Она снова не успела позвонить Мите со станции, опаздывала на 4:49, а вчера на вокзале от няни было не отойти. Смотрела на темный призрак электрички, вырвавшейся из сырого тумана, успокаивала себя, что позвонит с Финбана или уже из поликлиники. Поезд свистнул, толкнул потоком воздуха, Лиля на самом краю платформы даже качнулась.
Шагнула в вагон. Все лето она держала себя в руках, чтобы не сорваться, не позвонить, не изливать в трубку душу, пусто внутри, кончилось, сгинуло. И вдруг ребенок… Их с Митькой ребенок! А как еще им было дать понять, что созданы друг для друга, что глупцы, что нет для них прощаний. Все прежние чувства на месте, встрепенулась душа, да с какой звенящей радостью, будто май в конце лета. Строго-настрого наметила, что скажет обо всем, когда вернется в город, не раньше. Чтобы удостовериться, чтобы не сглазить, чтобы…
Но с Финбана дозвониться тоже не получилось. Сначала ошиблась номером, разбудила какую-то несчастную, потом длинные гудки все время. Он сейчас должен вставать, собираться на работу. Может быть, Митя в отъезде или телефон неисправен? Высокая костлявая женщина постучала по стеклу двушкой.
Талон выдали на десять. Лиля нетерпеливо крутила диск уже в телефонной будке у консультации. У Мити по-прежнему никого, Никитин на дежурстве, мама сказала. Ленечка только что отбыл в свое НИИ.
