Ее звали Катя. Она была дочерью известного художника, к которому я однажды попал в гости, в тот день я поцеловал ее на площадке перед дверью квартиры в соленые от слез губы. На несколько лет я забыл о ее существовании. А потом увидел вместе с Кеем и подумал – чем же он так хорош, что она выбрала его? В Кее столько же дерьма, сколько во мне – мы похожи, как две тени. Как два брата. Одно время я действительно думал, что он мой брат! Мы были слишком сильно завязаны между собой, хоть он этого и не понимал. Слишком. Меня раздражало это и в то же время веселило. Продюсируя его группу, позволяя ей взбираться все выше и выше, я чувствовал себя настоящим кукольником.
Я хотел забрать Катю себе. Притворялся ей другом, думая, что все больше и больше привязываю к себе, а на самом деле привязывался сам. Я слишком сильно к ней привык за то время, пока мы общались. И я безумно хотел сделать ее своей, утерев нос Кею. У меня был шикарный план! Серьезно, шикарный. Но я связался не с тем человеком, чтобы реализовать его, да и козел Кей нашел способ меня обойти. Да так ловко, что мне оставалось лишь аплодировать ему, глотая кровавые сопли. Катя обо всем узнала и порвала со мной все связи. Я больше не был ей другом, но и врагом не был – она просто вычеркнула меня из жизни. Так, как привык вычеркивать из жизни людей я.
Катя. Катя. Катя. Ее имя стало синонимом печали, проклятой безответной любви, и в то же время я произносил его с особенным трепетом, оставаясь наедине с тобой. Катя. Катя. Катя. Раньше я и не думал, что имя может стать молитвой. А человек – клеткой.
Она стала моей клеткой, и это веселило меня и мучило одновременно. Я, человек свободы, который не собирался связывать свою жизнь с одной женщиной, вдруг понял, что загибаюсь от тоски по той, которую любил.
Я подыхал без нее. Без ее поддержки, мягкого голоса, нежного взгляда. Без искренней заботы, от которой отвык. Я знал, что она с другим, и от этого выть хотелось, как волку, попавшему в капкан. И вдвойне обидно было, что этот другой – Кей.
Так прошло несколько лет. Я жил двойной жизнью. В маске рок-стар, с кучей девиц, которые приедались своей однообразностью все больше и больше. И без маски – как обычный человек, страдающий от неразделенной любви, как от неизлечимой болезни. Моя жизнь не была тоскливой или скучной – напротив, была полна музыки и работы. Концерты, студийная запись, съемки, реклама, фан-встречи, клубы, тусовки, награждения – и так по кругу. Порою я не снимал маску месяцами, находясь в гонке за популярностью и обожанием. А когда все-таки снимал, отлепляя с лица с кусками кровоточащей кожи, вдруг понимал, глядя на море или на ночной город, что все это пустое. Яркое, шумное, красивое, но пустое. Под сказочной оберткой таилась пустота, и стоило мне заглянуть в эту пустоту, как сердце начинало сбавлять ритм. А все вокруг теряло краски и смысл.
Я столько раз смотрел в море и думал – каково это, смотреть на мир из-под сомкнутых над лицом волн? Стоял на краю крыш здоровенных небоскребов и представлял, как лечу вниз. Поймаю ли я свободу? Стану ли по-настоящему счастливым? Смогу ли найти себя в этот миг, пусть и в последний?
Мне незачем было жить. Только ради музыки. Но и она однажды должна была закончиться. Возможно, если бы Катя стала моей, все было бы иначе. Но она выходила замуж за Кея, который, должно быть, душу Сатане продал, что ему подарили счастье любить и быть любимым.
А потом мне встретилась эта дикая Наташа, и что-то внутри ожило. Будто дерево расцвело, и внутри стало как-то теплее и ярче. Сначала я этого и сам не понимал, хоть и внутренне тянулся к ней. Даже вернулся в этот серый унылый город – меня тяготила несправедливость, и, признаться, спор был просто поводом, чтобы встретиться с ней вновь. Каждый день, проведенный с ней, был легким и даже забавным, несмотря на то, что мы сбежали от каких-то придурков, которым Наташа была нужна. И каждый этот день был без маски, к которой я так привык.
Может быть, поэтому было так легко и дышалось так просто? Как знать.
Мы вместе вставали, вместе завтракали, вместе гуляли, вместе смотрели телевизор, уставшие, но довольные после очередного дня на ногах. Изредка мы делали вид, что пара, и мой туповатый друг Октавий верил нам – ведь на фото мы с рыжей старались как могли, чтобы изобразить влюбленных. Впрочем, у него с Лилит тоже все шло неплохо, и непонятно было, кто из нас победит.
Все шло хорошо до тех пор, пока рано утром какая-то скотина не скинула мне с неизвестного номера фото и видео Кати в свадебном платье. И меня перекрыло.
Те дни, которые я провел с Наташей, заставили меня не думать о Кате – я засыпал и просыпался с мыслями о том, как пройдет сегодняшний день, и не вспоминал ее. Словно вообще о ней забыл. Но мне любезно напомнили.
Катя была удивительно красивой. Стояла напротив зеркала в белоснежном платье в пол, с открытыми плечами и пышной юбкой. И рассматривала свое отражение. В ее распущенных волосах был то ли венец, то ли венок. Во взгляде – нежность. На лице – счастье.
Она была по-настоящему счастлива, та, которую я любил. И это делало меня феноменально несчастливым. Именно из-за этого у меня и сорвало крышу.
Я должен был радоваться за нее, но не мог. Рядом с ней был не я, а другой, и от осознания этого внутри все взрывалось. Меня ломало, и перед глазами будто пелена стояла, и мне казалось, что я – это не я. И что я не сижу на кровати, а вишу где-то в воздухе. А время вокруг остановилось.
Я включил видео, хоть и не хотел делать это. И тотчас услышал Катин голос. Негромкий и теплый. От которого всегда таял, и который всегда успокаивал меня.
– …Не верю, что этот день уже скоро, – сказала она своему отражению, поправляя лиф своего волшебного платья. – День моей свадьбы.
– И я не верю! – звонко подхватила ее младшая сестра.
– Я тоже не верила, когда выходила за синего, – послышался громкий уверенный голос, принадлежащий ее лучше подруге Нине. Именно она и снимала видео. – Всегда сложно поверить в этот ужас.
Девушки рассмеялись.
– Ты такая красивая! – воскликнула Катина сестра и подбежала к ней, чтобы обнять. Со стороны это было трогательно. Только я ничего не чувствовал, кроме раздражения.
– Слушай, Катька, а ты не жалеешь? – спросила Нина с усмешкой, словно заранее зная ответ.
– О чем? – удивилась та.
– О том, что выбрала Кея, а не Кезона?
Катя повернулась к камере, и я нажал на «стоп», потому что знал, что она ответит. И оказался прав.
Я не сразу коснулся экрана телефона, чтобы Катя вновь ожила.
– Нет, не жалею, – спокойно ответила она, снимая с волос украшение.
– А если бы Кея не было, была бы с ним вместе? – не отставала Нина. Ответ Кати добил меня:
– Я бы не смогла быть с кем-то из жалости. Это несправедливо.
– Из жалости? – недоверчиво переспросила ее сестра.
– Мне его жаль, – просто сказала та, которую я любил. – Он очень несчастлив, вот и все. И давай поговорим о чем-нибудь другом, не о нем.
