– Красиво! – проговорила я искренне.
– Бабушка говорила, что этот медальон очень важен. Что это – не просто дорогая безделушка, а важная семейная реликвия, с которой связана какая-то тайна.
– Важный знак! – напомнила я ему загадочную фразу из графского дневника.
– А ведь я где-то видел точно такой рисунок… – проговорил Сарычев, потирая переносицу.
– Ну, этот-то медальон ты видел много раз.
– Нет, я видел это где-то еще… и кажется, именно здесь, во дворце. Когда попал сюда первый раз.
Он снова потер переносицу и добавил:
– Это было позднее… когда я уже выбрался из кладовой и смешался с экскурсантами, с посетителями музея…
Он вскочил и заметался по комнате, как дикий зверь по клетке. Затем остановился передо мной и проговорил взволнованным, не терпящим возражений голосом:
– Мы должны найти этот знак! Должны найти сокровище графа Шереметева! Не случайно он отдал медальон моему предку – он хотел, чтобы сокровище досталось нашей семье! И искать тайник нужно сейчас, пока во дворце никого нет!
– Арсений, опомнись! – Я попыталась воззвать к его разуму. – Нам сейчас не до поисков сокровищ! Нам нужно думать, как отвести от тебя обвинение в убийстве!
– Да, конечно. – Он поморщился, как будто я говорила о чем-то малозначительном. – Но это сокровище, по справедливости, принадлежит нашей семье… и я почему-то думаю, что, найдя его, мы найдем и доказательства моей невиновности!
Вот с какого перепуга он так думает? Нашел время искать сокровище!
Тем не менее я поняла, что спорить с ним бесполезно, и лучше подчиниться. Только кое-что еще сделала, прежде чем пошла за ним к двери.
Да, мы вышли из кладовой не через потайной лаз, не через дымоход и не через темный вентиляционный канал, а через самую обычную дверь! Как нормальные люди!
Дверь эта была закрыта снаружи на ключ, но изнутри ее легко можно было открыть, всего лишь повернув круглую ручку.
Ну да, ведь этот замок предназначен для того, чтобы никто не мог войти в кладовую, а не выйти из нее… эту кладовую не собирались использовать как камеру предварительного заключения.
Выйдя из кладовой, мы оказались в длинном полутемном коридоре, едва освещенном тусклыми бронзовыми светильниками.
В этом коридоре, само собой, не было ни души. Мы прошли по нему метров двадцать и оказались перед высокой, украшенной резьбой дверью.
На этой двери были вырезаны рыцарские щиты и геральдические животные.
Сарычев повернул ручку – и дверь, как ни странно, бесшумно открылась.
За ней висела плотная и пыльная портьера из вишневого бархата.
Сарычев осторожно отодвинул ее, выглянул в щелку и кивнул:
– Никого нет! Можно идти!
На этот раз мы оказались в большом помещении, отделанном в готическом стиле – с высокими стрельчатыми окнами и темными деревянными панелями на стенах. Пол был покрыт черно-белыми плитами, как шахматная доска. В глубине этого помещения имелся большой камин, отделанный черным мрамором, над камином висел рыцарский щит, разделенный на четыре части разного цвета.
Еще в этой комнате был длинный стол, окруженный стульями черного дерева с высокими резными спинками.
Были здесь и другие приметы средневекового стиля – щиты и гербы на стенах, рыцарские доспехи по сторонам камина.
Еще в углу комнаты стоял большой окованный железом сундук.
Когда мы вошли в комнату, из-за этого сундука высунулась усатая морда.
Я вздрогнула и схватила Сарычева за руку: терпеть не могу крыс! Да и кто их, спрашивается, любит?
Оказалось, я только уговаривала себя, что больше их не боюсь, а как встретила…
– Что с тобой? – Сарычев проследил за моим взглядом, увидел крысу и приосанился, как все мужчины.
– Не бойся, я с тобой!
Крыса взглянула на него насмешливо и спряталась обратно за сундук.
Я облегченно перевела дыхание.
Но как, интересно, здешние сотрудники допускают, чтобы крысы жили в музее? Они же погрызут все музейные экспонаты! Котов бы, что ли, завели!
Впрочем, мы ненадолго задержались в готическом кабинете. Сарычев только рассказал мне вкратце, как застал здесь Филимонова, который безуспешно искал тайник.
– Нет, тайник не здесь! – уверенно заявил Сарычев. – Тот знак, что на медальоне, я видел в другом месте!
Около сундука, стоявшего в дальнем конце комнаты, имелась еще одна дверь, украшенная резьбой.
Я думала, что Сарычев подойдет к этой двери, но он поступил иначе – нашел одну из деревянных стенных панелей, ощупал ее края и на одном краю нашел едва заметный выступ. Вроде головки задвижки. Сарычев нажал на этот выступ – и панель откинулась, оказавшись потайной дверцей, за которой была темнота.
– Нам сюда! – сказал Арсений уверенно.
Мы друг за другом прошли через потайную дверь, закрыли ее за собой.
Сарычев сделал еще один шаг вперед, и в темноте перед ним проступила едва заметная полоска света. Он раздвинул створки, снова шагнул вперед.
Я последовала за ним – и оказалась в огромном камине.
Конечно, этот камин уже очень давно не топили, и в нем не было ни огня, ни даже золы. Только декоративная кованая решетка, на которой лежали несколько аккуратных поленьев, покрытых толстым слоем слежавшейся пыли.
Перед камином стоял красивый экран, или просто шелковая ширма, украшенная старинной вышивкой – танцующие журавли и увядающие хризантемы.
Мы выбрались из камина, обошли экран и оказались в роскошно обставленной гостиной. Картины в пышных золоченых рамах висели по стенам, кресла на изящно выгнутых ножках и диваны на резных львиных лапах стояли тут и там. Посреди круглого столика с инкрустированной столешницей красовалась китайская ваза, на которой были изображены тигры и драконы. У одной стены стоял необычный музыкальный инструмент – вроде рояля, но вертикальный, богато украшенный инкрустацией.
Сарычев огляделся по сторонам.
– Нет, кажется, это было не здесь… точно не здесь…
– А куда ты пошел отсюда?
– Кажется, вот сюда… – Он вышел из гостиной через арку, и мы оказались в небольшом круглом помещении, отделанном в мавританском стиле.
Стены и пол были выложены цветными изразцами с восточным орнаментом, посреди комнаты из покрытого глазурью фонтана вода тонкой струйкой сбегала в круглый керамический бассейн.
Сарычев встал около фонтана и внимательно огляделся.
Но я опередила его:
– Смотри, вон такой же рисунок, как на твоем медальоне!
И правда, на одном из изразцов напротив нас был изображен тот самый узор – в центре его была рубиновая капля, от которой, как лепестки цветка, расходились изогнутые линии, заканчивающиеся на конце спиральными завитками.
