Меня на пару секунд парализует. По голосу Ника я надеялась, что он поговорил и с ней. Но она здесь. Она в Торонто. Она в моей квартире.
— Ты так и будешь стоять там или же проявишь навыки гостеприимства, которым я учила тебя всю твою жизнь, Мишель Пейн? — Вздрагиваю от её резкого голоса и захлопываю дверь.
— Что ты здесь забыла? Ты уехала, — произношу я, оборачиваясь к матери, входящей в мою спальню. Её лицо искривляется от отвращения.
— Какой гадюшник. Бардак и вонь гнили. Почему ты не продала это блядское гнездо твоего отца? — Шипит она, толкая меня и проходя в гостиную.
Если честно, то в данной ситуации я словно превратилась в маленькую девочку, которую она снова отчитывает и унижает. Раньше я этого не замечала и не понимала. Но сейчас, мне так очевиден этот контраст. Она всегда говорила мне, какой я должна быть: спину держать ровно; волосы подстричь и нанести маску. Она вроде бы заботилась обо мне, но теперь я знаю, что такое настоящая забота. Я видела её в семье Ллойдов. А то, что мама делала со мной, называется оскорбительное унижение личности.
— Господи, оставила тебя одну и что я вижу? Живёшь в квартире, которая служила притоном для твоего ублюдка отца. И ни капли сострадания к своей матери. Ты меня всего лишила, Мишель, а теперь даже чая не предложишь! — Возмущённо повышает она голос.
Так, я должна взять себя в руки. Немедленно. Я не боюсь её. Она противна мне.
— Это моя квартира, это раз. Два, ты понизишь тембр своего голоса, иначе я тебя вышвырну отсюда. Три, сострадания ты ни черта не заслуживаешь, как и чая. Зачем пришла? — Зло цежу я, приближаясь к ней.
В её глазах скапливаются слёзы, наигранные слёзы. Мать прижимает ладонь к белоснежной дизайнерской блузке и охает.
— Не заслуживаю? Я тебя растила. Я тебя любила, а у меня всё отобрали. Буквально всё. Мне жить негде, Мишель. И я надеялась, что, вернувшись в нашу квартиру, увижу в ней тебя и Тейру, но, оказывается, она продана. Ты продала её и забрала себе все деньги, а у тебя ещё и эта квартира есть. Я хочу, чтобы ты отдала её мне, а себе купила что-то другое, — от такой наглости с моих губ срывается нервный смешок.
— Убирайся отсюда. Ты ни черта не получишь, — смеясь, качаю головой. Раздаётся звук духовки о том, что пора доставать кексы.
— Ты не можешь так со мной поступить, Мишель! Я на мели, и я твоя мать! — Кричит она.
— Ты мне не мать, ты сука, которая бросила своих детей. Отец даже их не смог доверить тебе, а в том, что ты на мели, виновата именно ты, а не я. Не надо было платить деньги за ублюдка, который пытался меня изнасиловать, — фыркаю я, приукрашивая правду, и открываю духовку.
— Я не понимаю, о чём ты говоришь, Мишель. Я не работаю, и ничего не умею делать…
— Да, прекрати. Раз уж пришла, то, значит, Николас лишил тебя возможности поддерживать отношения с Робертом. Нравилось спать с мразью, мама? Ублажать его и быть его шлюхой? — Ехидно перебиваю и наслаждаюсь её побледневшим лицом, выкладывая кексы.
— Я до сих пор не понимаю, о чём ты говоришь. Я не знаю никакого Роберта, Мишель. Мне нужны деньги, отдай мне эту квартиру. Насколько я знаю, тебя обеспечивает Николас Холд, раз уж о нём зашла речь, то тебе несложно помочь своей матери. Возьми у него деньги или дай мне пароль от твоей карточки. Большего я от тебя не требую, — она подходит к столу.
— А ты и не вправе требовать, не находишь? Ты знаешь, кто такой Роберт. Ты с ним трахаешься. Люк вас видел и сказал мне о том, что вы планируете. Я в курсе всего, мамочка. Так что пошла ты в задницу, — сладко улыбаясь, отвечаю я.
— Сука неблагодарная. Видишь, до чего довели меня ты и твой папочка! Да, я превратилась в шлюху, чтобы выжить! Ты и понятия не имеешь, через что мне приходится проходить каждый день, чтобы поддерживать свой статус! Этот козёл мне ничего не оставил! Ничего! А ты, дрянь, спишь с миллиардером и если не хочешь, чтобы он пострадал, как и его бизнес, то сейчас же найдёшь мне миллион! Поняла? — Орёт она, сжимая руки в кулаки. Я замечаю это, адреналин в крови подскакивает. Я не позволю, чтобы меня ударили снова. Я не позволю… ситуация с Люси не повторится. Никогда. Но в то же время я хочу знать, что у неё есть на Ника. Это важно.
— И что ты сделаешь? Я могу вызвать полицию и заявить на тебя. Или же попросту позвонить своей охране, которая находится внизу. Если я буду кричать, то точно кто-то из соседей услышит, и здесь повсюду камеры. Все видели, как ты вошла. Тебя быстро найдут, так что лучше тебе решить со мной свою проблему по-хорошему, — стараясь не паниковать, говорю я.
— Посадишь свою мать. За что, Мишель? За то, что она в беде и пришла к своей дочери попросить о помощи? Это карается законом? Нет. Звони кому хочешь, но тогда я испорчу жизнь твоему Николасу Холду. У меня на него довольно много информации, полученной от одной милой девочки по имени Люси. Она настолько зациклена на нём, что с удовольствием помогла мне. Она ненавидит тебя и хочет, чтобы ты умерла. Это я тебе предлагаю решить всё по-хорошему. Ты отдаёшь мне эту квартиру и все деньги, которые получила с продажи моей квартиры, пароли от карточек Николаса Холда, и я уйду, а ты сможешь дальше играть роль маленькой влюблённой сучки, — с каждым шагом она приближается ко мне, и на секунду свет отражается бликами в её руке. Там нож. У неё нож. Она хочет меня убить. Нет! Нет!
От страха и воспоминаний о том, как Люси угрожала и пыталась поранить себя ножом, я кричу, приводя в шок мать, и хватаю противень, на котором в формочках пеклись кексы, изо всех сил размахиваюсь и ударяю её по голове, продолжая вопить.
Мать со стоном падает на пол, а металлический противень прямо на её тело, лежащее у моих ног. Из её носа вытекает струйка крови. От осознания ужаса того, что меня снова хотят убить, открываю все ящики, ища хоть что-то, чем можно её связать. Нахожу моток ниток для индейки. Несусь в свою спальню и копаюсь в вещах, пульс отдаётся в ушах, мои руки дрожат. Нахожу скотч и возвращаюсь к матери, всё так же лежащей на полу.
— Мам? — Шепчу я, переворачивая её. Боже… я её убила. Я убила её. Но всё равно надо связать. Я должна её связать. Обматывая ноги матери скотчем, слышу её хриплое дыхание. От страха, что сейчас она вновь набросится на меня, седлаю её и с размаху снова бью кулаком по носу, а потом ещё и ещё. Меня переполняет адреналин. Мои руки в крови… она, по-моему, не дышит. Боже, что я сделала? Что я натворила? Она хотела меня убить! Убить! У меня просто сработал инстинкт самосохранения. Из моих рук падает скотч, я отползаю от матери, лежащей с разбитым лицом и в крови.
— Боже… что делать? Меня посадят… меня закроют за решётку, — шепчу я, отползая от неё по коридору.
Помощь. Мне нужна помощь. Подскакиваю на ноги и хватаю ключи от квартиры. Как была в халате и босая, так и бегу вниз по лестнице. Охрана. Они помогут. Они… знают, что делать. Я бегу, задыхаясь, падаю на улице и поднимаюсь. Я должна спастись! Я должна!
Ударяю по стеклу машины, и отлетаю в сторону, когда дверь резко открывается. Снова падаю, и меня всю трясёт.
