– У тебя муж.
– Муж на фронте.
– Ну, один полковник на фронте, один здесь, в тылу, – усмехнулся Артем.
– А-а, ты про этого…
Она тоже вспомнила того полковника, под которым состоялась ее последняя встреча с Артемом.
– Это полковник Кикнадзе. Знакомый мужа. Представляешь, приехал к Егору, а застал меня… Кстати, его убили. Он после того случая в штрафбат попал…
– После какого случая?
– Ну он же меня изнасиловал!
– Тебя послушать, так тебя все насилуют, – не удержался от язвительной насмешки Артем.
Он уже понял, что Влада патологическая врунья. И шлюха… Никто ее не насиловал. Сама всем дает…
– И штрафные роты только в августе сорок второго появились. А мы с тобой с апреля не виделись. И видеть тебя не хочу…
– Не хочешь? Что, уже не любишь? – взвилась Влада.
– Прошла любовь…
– А ведь любил меня!
– Любил.
– Пока любил, до тех пор и по службе рос. До майора дослужился. А как разлюбил…
Она демонстративно и с нескрываемым ехидством глянула на его погоны.
– Если точней, то до подполковника… Потом был разжалован в рядовые. Был в штрафной роте… Потому что всякого жлобья на этом свете очень много… Извини! Я должен идти!
Да, как женщина Влада будоражила его воображение. Но как шлюха и стяжательница… Да пошла она к черту!
Из-за нее он до майора дослужился… Из-за ее капризов он был отчислен из училища и разжалован в рядовые. Из-за Хоботова он оказался в штрафбате… Действительно, жлобья в этом мире хватает. Что Влада, что Хоботов – все одного поля ягоды…
Артем уходил от нее. И услышал вслед:
– Может, все-таки зайдешь?
Он сделал вид, что не услышал. Нет больше для него Влады. Давно уже нет…
Через день он попрощался с матерью и отправился на фронт. Его ждала 16-я воздушная армия…
На Курской дуге наблюдалось некоторое затишье. Но тишина эта была обманчива. По данным разведки, враг активно готовился к очередной летней кампании. У гитлеровцев была возможность использовать выгодное для них очертание фронта и нанести два встречных удара из районов южнее Орла и севернее Харькова в общем направлении на Курск. Цель – окружение и уничтожение советских войск, занимавших Курский выступ.
Предстоящее наступление требовало благоприятной воздушной обстановки. На аэродромы в районах Орла, Белгорода и Харькова сосредотачивались лучшие авиационные эскадры с других участков фронта и театров военных действий. Из Германии, Франции и Норвегии прибыло тринадцать авиационных групп. Всего в направлении Курска было сосредоточено семнадцать авиационных эскадр общей численностью до двух тысяч самолетов.
Для ликвидации Курского выступа противник сосредотачивал мощные ударные силы. В этих условиях Верховное Главнокомандование приняло решение готовиться к активной обороне, с тем чтобы измотать наступающие войска, обескровить гитлеровские дивизии.
В штабах воздушных армий отрабатывались планы предстоящих боевых действий, уточнялись вопросы взаимодействия, проводились конференции и летно-тактические учения. В авиационных полках кипела боевая учеба. В ходе учебно-тренировочных полетов совершенствовалась техника пилотирования и групповая слетанность экипажа, повышалось качество бомбометания и воздушной стрельбы. В войска поступала новая техника, пополнялся личный состав.
Артем ничего не знал о планах противника. Но чувствовал, что предстоит нечто грандиозное.
В штабе армии он не задержался. Начальник отдела кадров так был занят большой группой молодых лейтенантов – летчиков, что не обратил на него особого внимания. У Артема спросили, на каких самолетах он летал, забрали предписание, взамен выдали новое. Младший лейтенант Гудимов поступал в распоряжение командира истребительно-авиационного полка. Туда же получили назначение еще шесть лейтенантов.
Полк базировался на аэродроме под Курском. Доехать до него можно было на бортовой полуторке, которая прислана была нарочно за пополнением. Сопровождающий – молодцеватый старший лейтенант. Летная кожаная куртка образца сорокового года нараспашку – чтобы был виден орден Боевого Красного Знамени. Фуражка набок, хромовые сапоги гармошкой. В зубах фабричная сигарета. Еще бы цветочек на околыш фуражки да гармошку в зубы. Видимо, старлей заметил насмешку в глазах Артема. Нахмурился.
– Какое училище, младшой? – спросил он.
Во взгляде странная смесь отеческой заботы и воинствующего высокомерия.
– Московское летное…
– Понятно, что не бронетанковое, – хмыкнул старлей.
Погода была не очень. Тучи, ветер, прохладно. Поэтому Артем был в шинели. Форма на нем новенькая. В руке недавно купленный фибровый чемодан. Может, он и не выглядел так молодо, чтобы его можно было принять за выпускника училища. Но старший лейтенант именно за салагу его и принял. К тому же среди всех Артем был самым младшим по званию. У всех молодых летчиков по две звездочки на погонах, а у него по одной.
– Хотя кто его знает… – хмыкнул старший лейтенант. – Может, вас там на танках учили ездить?.. На каких самолетах учить летали?
– Ну на «чайках», а что?
Артем не врал. Их действительно учили летать на «чайках». Не важно, что это было аж четыре года назад…
– На «чайках»?!
Старлей обвел лейтенантов оторопелым взглядом.
– Вас что, тоже на «чайках» да на «ишаках» летать учили?
– Ну, на «УТИ-4» мы летали… – смущенно пролепетал юнец с пушком над верхней губой.
«УТИ-4» – этот тот же «ишак», только учебный, с двумя кабинами.
– А так мы на «Яках» летали. Девять месяцев подготовки! – с гордостью расправил плечи лейтенант.
Этот смотрится гораздо внушительней, чем первый. Но все равно салага. По взгляду видно, по манерам.
Артем смотрел на лейтенантов со скрытой жалостью. Совсем еще пацаны. И восемнадцати, наверное, не исполнилось. Эх, не нарваться бы им на немецкого аса в первом же бою…
– А ты сколько учился? – обратился к Артему старлей.
– Три…
– Три месяца? На «чайках»… Теперь ясно, почему ты младший лейтенант…
– Какой есть, – пожал плечами Артем.
И запрыгнул в поданную машину.
– Эй! – крикнул ему старлей. – Команды еще не было!
– А ты что, мне командир? – огрызнулся Артем.
Не было никаких оснований подчиняться этому молодцу. Он забрался в глубь кузова, сел на разборную скамью для перевозки личного состава, облокотился на крышу кабины. Достал сигарету, закурил… Не так уж он долго пробыл в штрафной роте, не так уж часто угощал его Захар. Но после этого он стал курить. Не то чтобы пристрастился. Просто иногда, уже после госпиталя доставал папиросу под настроение… После штрафной роты курево ассоциировалось с чем-то теплым, приятным. Выкурить папироску, как чайку попить.
