Трэвис, к счастью, не спрашивает, где она была и чем занималась. Он просто кивает и утыкается в телефон. Она не понимает, почему он здесь, почему не снимет комнату в отеле или даже просто не уедет домой. Она задается вопросом, как надолго он собирается задержаться у них и почему вообще решил это сделать. Он не их пастор, и он ничего им не должен. Его пригласили провести свадебную церемонию, но свадьбы не будет. Его ждет мегацерковь
[10], его ждет любящая жена, его ждет преданная паства. И все же вот он здесь – в утренних сумерках на ее диване, задумчивый и потерянный. И этот потерянный взгляд останавливает ее, не дает просто уйти в свою комнату и лечь в кровать, как бы ей этого ни хотелось.
– Ты в порядке? – спрашивает она.
Он с удивлением поднимает глаза от телефона и моргает несколько раз.
– Чт… что?
– Ты выглядишь расстроенным. Я имею в виду, что, конечно, ты расстроен – как и все мы. Но… может, я могу чем-нибудь помочь? – Она сама не знает, что говорит. Она слишком устала и плохо соображает. Она жалеет, что вообще решила открыть рот.
Трэвис растягивает губы в подобии улыбки и смотрит на нее.
– Вы спрашиваете, можете ли вы что-нибудь для меня сделать, хотя это я должен предлагать помощь, – говорит он. Она наблюдает, как легко он переключается на роль пастора – словно надевает солнечные очки. Ей хочется остановить его, объяснить, что он не должен делать этого, напомнить, что она знала его задолго до того, как он стал тем, кем является сейчас. Но она этого не делает.
Она чувствует, что прошлое – это территория, на которую Трэвис предпочел бы не ступать. Она не винит его. Его прошлое не очень-то совместимо с настоящим. Она вспоминает, как нашла его на пороге своего дома с рвотой на футболке и именем ее дочери на губах. Она вспоминает, сколько раз ее вызывали в школу или в полицейский участок, чтобы забрать Клэри, пойманную за очередным безумным хулиганством в компании Трэвиса. В юности они были теми еще оторвами.
Фэй не думала о той Клэри – Клэри – трудном подростке – много лет. Она привыкла к текущей версии, той, что вернулась из Шарлотта, куда ездила залечивать свои раны после разрыва с Трэвисом. Она хотела убежать от воспоминаний, которые поджидали ее в каждом закоулке Ладлоу, так что уехала в ближайший город покрупнее, нашла там работу и жилье. Хотя Фэй и скучала по Клэри, она все поняла. Клэри вернулась из Шарлотта другим человеком. Фэй объяснила это тем, что Клэри повзрослела, созрела. Но иногда она задумывалась, не было ли тут чего-то еще. Она испытывала такое огромное облегчение от того, что Клэри вернулась, что не давила на нее ни по какому поводу, опасаясь, что, если она это сделает, Клэри снова сбежит. Но теперь она думает, что, возможно, следовало проявить настойчивость.
– По-моему, странно снова оказаться здесь, – говорит она Трэвису, потому что не может придумать ничего лучше.
– Да, я нечасто здесь бывал. Столько дел с церковью и всем остальным. А когда мои родители умерли, просто не осталось причин.
– Мне было жаль услышать о них обоих.
– Да, – соглашается Трэвис. – Когда мама умерла, отец словно утратил волю к жизни. Все слышали, что такое случается, но я никогда не думал, что сам столкнусь с чем-то подобным. Он просто угас. – На лице Трэвиса на мгновение отражается тоска. – Думаю, я никогда не понимал, как сильно он ее любил, пока это не случилось. Все, что я помнил, – только ссоры. – Он пожимает плечами. – Знаете, это было даже мило, если можно так сказать. Он просто не смог жить без нее. – Трэвис гордо улыбается. – Умер через шесть месяцев после нее. И я рад, что знаю, где они оба сейчас. Они спаслись годом ранее. – Он кивает. – Из всех вещей, которых я добился после отъезда, больше всего я горжусь этим.
– Я слышала, они бросили пить, – говорит Фэй.
– Да. И иногда я спрашиваю себя, не это ли их и убило. Их тела так привыкли к алкоголю, что просто не знали, как функционировать без него. – Он смотрит на нее. – Как вы думаете, это возможно?
Она выдавливает из себя слабую, невеселую улыбку:
– Думаю, все возможно.
Он улыбается в ответ, на этот раз улыбка озаряет все его лицо, и она понимает, что именно заставляет людей тянуться к нему, покупать тот товар, что он продает.
– Так сказано в Библии.
– Что ж, тогда нельзя исключать и вероятность того, что мне удастся немного поспать сегодня ночью, – шутит она, чтобы немного поднять им обоим настроение.
– Спокойной ночи, Фэй, – говорит Трэвис. – И спасибо за гостеприимство. Надеюсь, если вы когда-нибудь будете во Флориде, мне удастся отплатить той же монетой.
– Конечно, – отвечает она и, махнув ему рукой на прощание, удаляется в спальню. Там она снимает туфли и забирается в постель, даже не потрудившись раздеться. Она поудобнее устраивается на подушке, натягивает одеяло до подбородка и закрывает глаза, вслушиваясь в царящую в доме тишину. Она думает о Хэле, в спешке покинувшем ее, чтобы помочь Корделлу Льюису спастись от разъяренной толпы. Она гадает, вспоминает ли он все еще о ней или уже выкинул их свидание из головы. Хэл всегда умел расставлять приоритеты. Она снова закрывает глаза, стараясь ненадолго забыть и о Хэле, о Корделле Льюисе, и о своей пропавшей племяннице, главной героине всей этой истории.
Она потеряла Энни однажды, когда та была маленькой, – всего раз, но, когда речь идет о подобном, послужного списка из одного пункта вполне достаточно. На протяжении всего детства Энни она чувствовала присутствие Лидии рядом, ощущала, как та наблюдает за ней, оценивает ее действия, выставляет баллы за достижения в деле материнства. Лидия, тот еще ангел, с рожками и копытцами, восседала на ее плече, выдавая что-то вроде: «Думаешь, конфеты – хорошая идея? Хочешь, чтобы у нее зубы испортились?» Или «О, ты забыла подписать разрешение? И как она теперь поедет на школьную экскурсию?!». Или «Ты потеряла моего ребенка? Я тебе доверяла, а ты просто ее проворонила?».
И так далее. Как выяснилось, Лидия, ее невыносимая еще при жизни сестрица, осталась такой же и после смерти.
В свою защиту она может сказать, что отвернулась всего на секунду. (Впрочем, разве не все так говорят?) Они были на ярмарке. Клэри тянула ее в одну сторону, Энни – в другую. Клэри хотела на карусель, а Энни – покататься на аттракционе с кабинками, и обе имели привычку тянуть ее в разные стороны, словно пытаясь разорвать пополам.
Она повернулась, чтобы отругать Клэри (она всегда ругала ее первой: обвинять своего собственного ребенка вместо племянницы было удобнее, выставляя ту вечной гостьей в собственном доме), и на время отпустила руку Энни. Клэри спорила (Клэри всегда спорила), и после того, как Фэй закончила с ней, она повернулась поговорить с Энни. Но Энни исчезла.
Она все еще помнит, каково это было – увидеть пустое место рядом, затем посмотреть дальше – направо и налево – и не найти никого в бурлящей толпе. Выкрикивать имя Энни, привлекая всеобщие взгляды. Сжимать руку Клэри так крепко, что та вскрикивала от боли. При этом она не обращала никакого внимания на Клэри; она просто звала Энни все громче, обыскивая взглядом толпу. Так много лиц, но ни одного нужного ей.
