Кенни
Полицейский, вошедший в комнату для допросов, вырывает его из беспокойного сна. Он спит за столом, как привык делать еще в школе: положив голову на скрещенные руки. Ему снится Энни: Энни идет с ним вдоль реки, ее рука покоится на его локте, ее голова – на его плече. Кенни просыпается в панике и, не понимая, где он находится, оборачивается влево – туда, где спала бы его девушка, будь он в своей постели. Но, конечно, ее там нет и не было бы, даже окажись он дома. Нужно обязательно приучить себя спать в середине кровати, думает он, пока полицейский, уже усевшийся напротив, толкает в его сторону банку колы. Может быть, так он быстрее привыкнет к ее отсутствию. Может, это поможет его мозгу скорее смириться с ее уходом.
После того как девушка забрала свою сумку и покинула квартиру, ему пришло сообщение. В нем она писала, что пока не может принять окончательное решение, не знает, как поступить дальше, что ей нужно больше времени. Но Кенни понимает, это просто доброта. Она предаст его – но предаст нежно. Ей будет требоваться все больше и больше времени, пока в конце концов они оба просто не сдадутся. С ней все будет хорошо, она продолжит жить дальше, но продолжит ли он? Ведь это первая девушка, кроме Энни, которая была ему действительно дорога. Она помогла ему поверить, что после Энни тоже есть жизнь. Пока они были вместе, он был полон надежд, оптимистично смотрел на вещи, хотя обычно ему это не свойственно. Что там говорят: любовь делает из человека идиота? Да, уже не в первый раз он поглупел из-за любви.
И все же после Энни жизни нет, и он знал это всегда. Он знал это с того самого первого разговора с ней, еще в школе. Тогда красивая девочка вдруг заступилась за странноватого мальчика, и это положило начало дружбе. Именно тогда, в тот самый момент он и пропал, пропал безвозвратно и вся его жизнь была разрушена. Но он не хочет думать об этом сейчас, это слишком грустно. Сейчас он хочет рассказать полицейским все, что потребуется, и убраться отсюда.
Коп открывает свою банку колы, и этот звук кажется оглушительным в тесной комнате для допросов. Кенни заставляет себя сделать неторопливый, аккуратный глоток, изо всех сил стараясь оставаться спокойным, чтобы изображать спокойствие. Но он ненавидит копов. Ненавидит с тех пор, как в десятом классе он попался на воровстве из-за парней, которые, притворившись его друзьями, пригласили его в торговый центр в Гринвилле, а затем обстряпали все так, будто он ворует, хотя его подставили. «Эй, подержи сумку», – сказали они, и он доверчиво послушался, а потом пришли полицейские и взяли его прямо с украденными вещами в руках.
Конечно, копы поверили этим парням, потому что у тех были хорошие семьи и богатые отцы. Зачем им было вообще воровать? У Кенни же отца не было вовсе, мать едва сводила концы с концами, а сам он оказался глупцом настолько, чтобы думать, что он кому-то правда понравился, что наконец-то нашел настоящих друзей. На следующий день в школе все насмехались над ним, обзывали вором и могли бы спокойно делать это до самого окончания старших классов, если бы Энни не вмешалась. Энни всегда спасала его задницу. Но сейчас Энни здесь нет.
Еще один полицейский заходит в комнату для допросов и садится рядом с первым, который вручил ему колу. Этот не теряет времени и сразу переходит к сути.
– Мистер Спейси, у нас к вам несколько вопросов, – начинает он с места в карьер, пока его напарник просто сидит рядом, изображая молчаливое участие.
Он, прищурившись, смотрит на этих Труляля и Траляля.
– Вы арестовываете меня? – спрашивает Кенни.
Говорливый отвечает с ухмылкой:
– Считаете, стоит, мистер Спейси?
– Нет. Но вы держите меня здесь уже целую вечность и до сих пор не дали мне позвонить. – Он смотрит на часы. Глубокая ночь. С тех пор как они забрали его из церкви, прошло несколько часов. – Разумеется, в такое время я уже не могу будить своего адвоката.
Он блефует. У него нет адвоката, вообще нет идей, кому можно позвонить. Он должен был сделать звонок раньше и подготовиться еще тогда, когда они приходили к нему в первый раз, – должен был подстраховаться. Теперь он казнит себя, что не сделал этого. Остается только продолжить блефовать.
– Я буду отвечать на ваши вопросы только в присутствии своего адвоката.
Он знает, как это работает: если ты отказываешься отвечать на вопросы, все думают, то ты виновен. Если ты нанимаешь адвоката, все равно думают, что ты виновен. И все же люди, которые добровольно и открыто общаются с полицией, часто очень сожалеют об этом.
Получив такой отпор, офицер поднимается.
– Что ж, тогда мы подождем, пока вы выйдете на связь с вашим адвокатом. Как только он доберется сюда…
– Или она, – вставляет Кенни, просто чтобы позлить стража порядка.
Парень закатывает глаза и поправляется:
– Как только он или она доберутся сюда, мы вчетвером сядем и мило поболтаем, – говорит он, и Кенни думает, что фраза «мило поболтаем» никогда не звучала настолько зловеще.
Полицейские покидают комнату. Они оба в штатском, поэтому Кенни думает, что это детективы. Когда дверь захлопывается, он сожалеет, что заговорил об адвокате, вместо того чтобы просто ответить на вопросы, – теперь они подозревают его еще больше. С другой стороны, он догадывается, что они нашли и о чем спросят его, и знает, что ответы им не понравятся. Кенни знает, что как только они начнут задавать вопросы, он уже не покинет этот участок, а отправится прямиком в здание суда или тюрьму. Он жил в этом городе достаточно долго, чтобы понимать, как все тут устроено. Когда люди видят его, их руки автоматически тянутся за факелами и вилами. Того, что нашли полицейские, вполне достаточно, чтобы зажечь искру – а они готовились к этому с того самого момента, как он появился в городе.
Фэй
Она приходит домой и обнаруживает Трэвиса неподвижно сидящим на диване, сжимающим в руках телефон и глядящим в пустоту. Никаких признаков Клэри, Трейси или Скотта. Она не намерена спрашивать о своей дочери Трэвиса, а от Трейси пришло сообщение, что они со Скоттом ушли в бар – тому необходимо залить стресс после поездки к машине Энни. Однако если они не решили напиться вдрызг, то уже должны были вернуться. Бог знает, что там творится между этими двумя, и Фэй это определенно не нравится, особенно когда это происходит в ее доме, но какое право она имеет осуждать после того, что сама только что делала с Хэлом? Ей следовало бы спросить Трэвиса, где именно в Библии написано о людях без греха, бросающих первый камень. Фэй могла бы поспорить, уж он-то в точности знает, где искать эти строки – и главу, и стих.
Впрочем, кое-что она и сама знает – несчастье вскрывает и лучшее, и худшее в людях. Состояние полусна, нереальности происходящего, всегда сопровождающее трагедию, создает иллюзию, что можно творить что угодно – и это не будет иметь никакого значения. Эта свобода – своего рода пропуск, дающий право делать что хочешь и к черту последствия. Так что она будет держать рот на замке насчет Трейси и Скотта только потому, что ненавидит лицемеров и сама не намерена становиться одним из них.
