Энни не питает иллюзий насчет журналистки, отлично понимая, что разговор так или иначе сведется к грядущему суду над Корделлом Льюисом. Очевидно, что в этом и состоит ее конечная цель, а интервью – просто уловка. Они с Лорел, так зовут репортершу, вместе учились в школе. Лорел всегда была агрессивной, и Энни сомневается, что она сильно изменилась за девять лет, прошедших с выпускного. Кроме того, годы, проведенные вдали от Ладлоу, и работа на воротил газетного бизнеса наверняка ожесточили Лорел, а освобождение Льюиса обещает стать куда большей сенсацией, чем ее свадьба. Нет, Энни не позволит репортерше обвести себя вокруг пальца. Она будет настороже.
Выбрав из двух зол меньшее – сделать то, зачем сюда приехала, Энни заглушает двигатель. Она войдет внутрь и поговорит с… ее взгляд еще раз скользит по строчкам, проверяя имя отправителя. Она рассматривает подпись, пытаясь представить, что будет дальше. Она скажет на ресепшене, что приехала повидать Тайсона Барнса, и секретарша ответит что-то вроде: «О, конечно, он уже ожидает вас! Сюда пожалуйста!» или же: «Очень жаль, но он сейчас в суде. Мне передать ему, что вы заезжали?».
Как бы то ни было, Энни придется пройти через все это. Она должна войти внутрь и узнать, что адвокат собирается сообщить ей о Корделле Льюисе, проведшем последние двадцать три года за решеткой за убийство ее матери. Судя по письму, Барнс считает Льюиса невиновным, полагая, что тот был осужден по ошибке и что Энни сыграла не последнюю роль в этой охоте на ведьм. Теперь он намерен поговорить с ней об искуплении – о том, что она, как зрелая двадцатишестилетняя женщина, может сделать, чтобы загладить свою вину за поступок, совершенный в трехлетнем возрасте. О том, что это ее шанс все исправить.
Вот только это не так. В ее, Энни, случае ничего исправить уже нельзя. Ее матери не будет рядом, когда через несколько дней она пойдет к алтарю. Ее мать уже не наденет старомодное, но подходящее к случаю платье и не передаст ей семейную реликвию на счастье. Она не будет засыпать ее советами об отношениях, основанных на собственном многолетнем опыте как жены. Ей просто нечего рассказывать – у нее нет и не было этого опыта, ведь Лидия Тафт умерла, когда ей было всего двадцать три года. Даже собственная дочь уже пережила ее.
– Ладно, Тайсон Барнс, – громко говорит Энни сама себе. – У вас пятнадцать минут. И это все, что я могу для вас сделать.
Она открывает дверцу машины и выходит.
Лорел
Она сортирует пакетики сахара по цвету, затем – в алфавитном порядке: «Спленда» перед «Свит’Н’Лоу», после чего выкладывает повторяющийся рисунок из белого, розового, желтого, синего – радугу из пакетиков. Затем она снова осматривает ресторан, уже не скрывая своего раздражения, – и снова безрезультатно. Она смотрит на часы. Энни Тафт опаздывает на двадцать две минуты и, хотя во время ланча Лорел действительно некуда податься, кроме этого места, она недовольна, что приходится ждать так долго. Пять минут – еще куда ни шло. Но двадцать две? Это просто неуважение.
Она сгребает пакетики сахара в беспорядочную кучу, обдумывая способы, которые могут сейчас сделать нашу жизнь слаще. Многие из них некалорийные – только сладость и никакого чувства вины. Не к этому ли мы все стремимся?
Она открывает блокнот и записывает туда свои мысли. У нее могло бы выйти неплохое эссе, думает она, его можно было бы продать какому-нибудь журналу – «Домоводству» или, может быть, «Женскому дню». Лорел записывает названия журналов рядом с набросками идеи, а потом рисует вокруг звезды, чтобы придать себе занятой вид и не выглядеть как человек, на встречу с которым не пришли.
Официантка подходит к Лорел и указывает на стоящий на столе пустой стакан с месивом из подтаявшего льда.
– Принести вам еще воды? – спрашивает девушка. По виду ей не больше двадцати лет, а высоко затянутый хвостик, приподнимающий уголки ее глаз, придает лицу удивленное выражение.
– Нет, спасибо, – отвечает Лорел своим самым добрым и самым терпеливым голосом. К счастью, девушка исчезает без лишних вопросов. Не задав самый очевидный – «Неужели вы все еще верите, что тот, кого вы ждете, объявится?».
Лорел берет телефон и смотрит на экран, раздумывая, стоит ли послать Энни сообщение и спросить, куда та запропастилась. Но так она выставит себя отчаявшейся и навязчивой, а надо действовать с осторожностью. Хотя она якобы пришла в этот ресторан, чтобы поговорить с Энни Тафт о грядущей свадьбе («Событие года!» – не переставала повторять ее мать), у нее здесь имеется свой интерес.
Она думает о будущей книге – той, сюжет которой будет строиться вокруг убитой матери Энни и которая имеет все шансы прославить ее как писателя. Ничего, что она уже пробовала, не срабатывало. А доступ к Энни Тафт поможет это изменить. Так что пусть все идет своим чередом, она не будет слишком давить. А давить-то она умеет – просто спросите ее семью или последнего бойфренда.
Она убирает телефон и, снова достав ручку, перечеркивает «сладкую» идею. Если она хочет стать великим писателем, нужно тратить время на более важные вещи. Эссе про сахар не более чем детская забава, и она может куда лучше. Надо просто сосредоточиться и не порхать от идеи к идее. Куда полезнее будет узнать больше о мужчине, которого собираются выпустить из тюрьмы. Да, лучше потратить время на это. Возможно, ей стоит выйти на его адвоката, задать несколько вопросов. Она думает о профессоре Шарпе, который учил ее: «Худший враг великого писателя – несобранность».
Интересно, что бы профессор Шарп сказал о своей ученице, узнав, что ей пришлось вернуться в родной город после очередного увольнения и пишет она теперь для крохотной газетенки, сравнимой по уровню со школьной стенгазетой. Черт, да «Вестник Ладлоу» даже хуже, думает она. Лорел вспоминает своего «босса» Деймона и содрогается. Все эти фантазии о карьере, которые увлекали ее в студенческие годы, – как же далеко она теперь от этого.
Она сгребает свои вещи в кучу и засовывает их в новую большую сумку, цветастую дизайнерскую вещицу с огромной вышитой монограммой «Лорел» по центру. Сумку ей подарила мать, Глиннис, в честь возвращения домой, словно это какой-то праздник, а не повод для скорби. Затейливый аксессуар, по задумке Глиннис, ей следовало брать в загородный клуб, чтобы тот «придавал ей яркости». «Ты стала такой бледной от всей этой городской жизни», – сетовала ее мать.
Лорел сигнализирует официантке о том, что готова уходить, размахивая кредитной картой. Кредитку Деймон благородно одолжил ей для этого ланча – чтобы подсластить пилюлю, ведь самым громким событием в ее журналистской карьере отныне будет освещение свадьбы Энни Тафт. Впрочем, она не справилась и с этим.
– Вы уходите? – спрашивает официантка, и на этот раз ее удивление искренне.
– Да, – отвечает Лорел, указывая на пустой стул напротив. – Человек, которого я жду, по-видимому, не придет.
– О-о, – протягивает девушка и, опустив руку на плечо Лорел, три раза легко похлопывает по нему. Теперь очередь Лорел выглядеть удивленной.
– Первое свидание? – сочувственно спрашивает официантка. – Я слышала, что лучше встречаться за ланчем, а не за ужином. Не так… очевидно.
