Францу здорово повезло. Его отправили в Краков — столицу генерал-губернаторства, где требовались надежные работники, желательно немцы. Там он прошел двухнедельную проверку и месячные курсы ускоренной армейской подготовки.
Он с детства знал, что такое дисциплина, работать умел, автомобиль водил уверенно, а благодаря отцу прекрасно разбирался в моторах. Начальство оценило багаж его знаний и старание, и к концу 1940 года он отправился на службу в Германию, где сменил грузовик на легковой автомобиль, а серо-зеленые погоны вермахта на черные погоны СС.
* * *
Фишер очнулся от воспоминаний. Культя немного затекла и начала беспокоить. Задрав брючину, он ослабил застегнутые на голени ремни, удерживавшие не только протез, но и длинный эсэсовский кинжал. Расправив брюки, прислушался…
Во дворе и за входной дверью было тихо.
Хотелось курить. Поднявшись, он опять подошел к двери балкона, снова пробежал взглядом по окнам дома напротив, достал пачку «Беломора», спички… Прикуривая, вдруг усмехнулся и посмотрел на стоявшую у стены палочку.
Да, он все чаще забывал о проклятых приспособлениях для инвалидов.
«Еще бы вернуть пропавшее золотишко, — выпустил он тонкую струйку дыма. — Вернуть… Этого будет мало. Надо еще сбежать из этой сумасшедшей и злобной страны. Ничего… однажды получилось. Получится и во второй раз…»
Не договорив, он замер. Внизу во дворе хлопнула дверь подъезда. Кто-то, громко разговаривая, поднимался по лестнице.
Затянувшись в последний раз, Франц выбросил папиросу и быстро вернулся к стулу, на котором лежали пистолет и вещмешок. Через три секунды он уже стоял за углом прихожей.
Прошло пять секунд, десять, пятнадцать…
Нет, тревога была напрасной. Теперь уже в подъезде — этажом или двумя ниже — хлопнула входная дверь, голоса стихли.
— Ф-фух, — выдохнул Фишер и упал на стул.
Предстояло запастись терпением и ждать дальше…
* * *
Сознание он потерял в лесу. Память не зафиксировала, как «Хорьх» подпрыгнул на корневище, подмял кусты и врезался в огромное дерево. Дальше был сплошной сумбур: удивленный мужской голос, боль в спине и ноге, стоны, лай собак, размеренный шорох листвы…
Вспышки света и проблески сознания появились в незнакомом сарае, обустроенном под столярную мастерскую. Зрение фиксировало черноту прокопченного потолка, падающий сбоку свет на плоские стеллажи и боксы со столярным инструментом. Зрение плохо фокусировалось: через несколько секунд картинка отдалялась, растворяясь в вязком тумане.
В моменты прояснения Франц замечал рядом с собой незнакомого старика. Сначала он был в теплой накидке и войлочной шляпе с завернутыми кверху полями, позже он появился в другой одежде. Старик назвался Иштваном и объяснил, что нашел Франца в машине, во время охоты.
Трижды, вырываясь из липкого сна, водитель генерала СС видел над собой только низкий потолок из потемневших от времени и печного дыма досок. Затем очнулся, лежа на животе. Он был полностью раздет, в спине — там, куда ударила пуля, — ковырялся упрямый старик. По запахам, по инструментам, по ловким движениям он догадался, что старик Иштван имеет отношение к медицине.
Францу хотелось спросить, что с «Хорьхом». Но не было ни сил, ни возможности — жуткая боль под правой лопаткой, отдающая до правой ноги, выдавливала из него лишь хрипы да протяжные стоны.
Закончив со спиной, Иштван накрыл его теплым пледом и переключился на простреленную ногу: снял наложенный в лесу жгут, обмыл от запекшейся крови, продезинфицировал. Затем тщательно ощупал кости и суставы, вызывая порой неимоверную боль. Ворча что-то по-венгерски, он принялся скоблить рану скальпелем…
Вероятно, пытки, которые применялись к врагам рейха, были сродни этой. Перед тем как снова потерять сознание, Франц чувствовал, как крошатся от скрежета его зубы. Это было очень больно, но венгр постоянно приговаривал:
— Не дергайся! Хочешь остаться с ногой — терпи…
Пытка закончилась. Доктор наложил на вычищенную рану зловонную мазь и плотно забинтовал ногу. Через полчаса он заставил Франца поесть и надолго пропал…
Немец проспал почти двое суток.
Изредка сон отпускал его, в такие моменты он чувствовал, как старик колдует над его ногой: снимает повязки, ощупывает, ковыряет рану металлическими инструментами; снова накладывает холодную мазь и плотно бинтует…
Балансировать между забытьем и явью пришлось довольно долго. Когда он выспался и окончательно пришел в себя, Иштван с беспощадной уверенностью сказал:
— Рана на твоей спине меня больше не беспокоит, скоро ты о ней забудешь. А с раздробленной ступней придется расстаться…
Фишер был категорически против ампутации и не соглашался даже тогда, когда доктор, сомкнув над переносицей кустистые брови, стращал летальным исходом. Впрочем, сопротивление длилось ровно до того момента, пока плоть не начала чернеть. Вспыхнувший жар снова лишил Франца сознания, и старик Иштван, не теряя ни минуты, приступил к операции…
— Was hast du getan Arschloch?!
[22] — простонал немец, придя в сознание на следующий день.
— Не следует ругаться, — ответил старик, поставив перед пациентом завтрак. — Ты лишился ступни, но жизни твоей отныне ничего не угрожает.
Франц был взбешен и раздавлен. Он ничего не ответил доктору. Молчал и отказывался от пищи ровно сутки. Потом, когда Иштван появился в сарае, схватил его за руку:
— Где мой «Хорьх»?
— Не знаю, — качнул тот седой головой. — Уволок его кто-то из леса. Вчера прогулялся с ружьишком до того места. Все вокруг истоптано, видны следы тяжелого грузовика.
Это известие окончательно добило Франца.
— Что ж мне теперь делать? — тихо спросил он. Слезы душили его. — Без ноги… Без машины… Без будущего…
Правая ладонь его рывками двинулась по верстаку. Иштван догадался, что он ищет свой пистолет. И поспешил успокоить:
— Раз уж я вытащил тебя с того света, то помогу устроиться и на этом. Только поговорим на эту тему позже, когда ты наберешься сил и будешь готов покинуть мой дом…
Ждать пришлось довольно долго. Боль уходила из ноги нехотя, раны подживали медленно. Иштван дважды в день менял повязки, придирчиво осматривал швы, смазывал их чем-то. Над имением Геры все чаще пролетали самолеты; с востока, с юга, а иной раз и с севера доносились отголоски канонады.
В ночь на 6 марта немецкие войска начали наступление — об этом торжественно твердили все венгерские радиостанции. Несколько дней рядом с лесом и в небе над ним шли бои. Однако, понеся огромные потери, немцы прекратили наступление, и тут же 15 марта советские бомбардировщики осуществили массированный налет на промышленный район Веспрема и расположенный к юго-востоку от города военный аэродром. По завершении налета советские войска перешли в наступление. 23 марта город Веспрем был взят, и вокруг все стихло. Ни взрывов, ни стрельбы, ни самолетов.
