Администратор повернулся к официанту и распорядился:
— Александр, прими заказ. Да поподробнее. Запиши ингредиенты и передай на кухню.
— Слушаюсь, — сказал официант, приготовил блокнот и карандаш.
— Дакжим, — повторил гость. — Это блюдо готовится…
— Из курицы и овощей.
— Совершенно верно. По сути, это тушеная курица с овощами.
— Наши повара, конечно же, сумеют приготовить это блюдо, — заверил гостя Александр. — Но я хотел бы предупредить вас, что настоящий дакжим будет готов только к завтрашнему дню. Ведь курицу нужно вымачивать, мариновать.
— Да, это верно. Сложное блюдо. Тогда что-нибудь попроще. Вы же сможете приготовить пулгоги?
— Мясо по-корейски?
— Ага.
— Конечно. Наш повар приготовит для вас прекрасную говядину в салатных листьях, с рисом под острым чесночным соусом. Вы не отличите ее от той, что готовят на юге Корейского полуострова.
— Здорово. А сколько времени это займет?
— Минут пятьдесят или немногим больше. Что предпочитаете из спиртного?
— Шампанское.
— Отличный выбор. Холодные закуски?
— Нет, благодарю.
— Десерт?
— А вот десерт мы обязательно попробуем.
Спустя десять минут Разгуляев с Аверьяновым шли по коридору в сторону кухни.
— Откуда ты знаешь корейскую кухню?! — с тихим изумлением спросил администратор.
— Так у меня во взводе кореец был. Я ж вам рассказывал. Нам когда случалось по несколько дней в окопах голодать, он вечно про блюда из собачьего мяса заливал.
— Из собачьего?!
— Ну да. У них полно блюд из собачьего мяса.
— Господи! Хорошо, что этот сосунок не стал требовать от нас собак.
— Точно! А с нашим корейцем интересно было.
— Он же погиб?
— Да, в Польше под минометным обстрелом.
Старенький «Опель Блиц» неторопливо ехал вдоль Даниловского кладбища. Уголовники, сидящие внутри, пристально осматривали округу. Особенно пристально в окна пялились те из них, которые успели прошвырнуться здесь накануне. Для пущей конспирации на лобовое стекло автобуса была прилеплена табличка «Похороны».
— Ну?. — неизвестно кому адресовал короткий вопрос главарь банды.
— Тихо, — отозвался Антип, первым рисовавший пространство вокруг ювелирного магазина.
— Как и было, — подтвердил Вофти-Тофти. — Ни одной волны.
Шарабан покачался на кочках Рощинского проезда и остановился под жиденькой кроной кривого вяза. Мотор смолк, скрипнула дверь по правому борту.
Первым на пыльный асфальт спрыгнул проворный Полушка.
Он воровато огляделся по сторонам, шлепнул ладонью по деревянному корпусу шарабана и заявил:
— Айда! Все спокойно!
Из автобуса вышли Синий и Жига. Троица молодых блатарей, обычно стоявшая на стреме или срывавшая замки, живо распределилась по Рощинскому проезду и Духовскому переулку, примыкавшему к нему.
После них автобусное нутро покинули Татарин и Антип. За ними появились Сыч и Вофти с объемными саквояжами в руках. Неуклюжий Рогуля, как и всегда, остался за рулем автобуса.
К ювелирному магазину они двинулись двумя парами. Габаритного оружия, то есть автоматов и винтовочных обрезов, бандиты на этот раз с собой не взяли, только пистолеты, револьверы да финки. Налет осуществлялся днем, а под полой легкого пиджачка немецкий «МП» или тем паче советский «ППШ» никак не спрячешь. Да и не собиралась банда Сыча в этот раз пылить и грохотать. Все надо было сделать быстро и по возможности тихо.
К магазину уголовники приближались спокойно, уверенно. Татарин с Антипом, шедшие шагов на тридцать впереди, почти одновременно сунули руки в карманы. Это движение повторили и Сыч с Вофти. Главарь банды ухватил рукоятку «ТТ», сдвинул предохранитель и быстро огляделся.
Духовской переулок был пуст. Далеко впереди маячила старая бабка с шалью на пояснице. Переваливаясь с боку на бок, она тащила к кладбищу корзинку с цветами, предназначенными для продажи. Навстречу бандитам тяжело проехал грузовик с тремя работягами в кузове. Позади резвились два пацана с ржавым колесом от велосипеда. И все, более ни души.
К делу они приступили, как только первая пара нырнула внутрь магазина. Дистанция в тридцать шагов не была выбрана на авось. Бандиты ее отработали раньше, в похожих налетах. Большая компания всегда привлекает внимание прохожих. Это раз. В тесном пространстве скромных по размеру заведений четверым не развернуться, поэтому лучше действовать поочередно, волнами. Это два. Плюс деморализующий эффект. Сначала появляется одна пара вооруженных налетчиков, за ней вторая. Никто из непосвященных граждан не знает, будет ли третья, четвертая.
Сыч с Вофти влетели в магазин с ходу, не притормаживая. Оба они мгновенно поняли: засада!
Татарин, который должен был перерезать глотку легавому, скучающему у входа, лежал на полу слева от двери и как-то странно дергал левой ногой. Крепыш Антип мычал и возился на полу за дальним прилавком. Сверху на нем сидели двое мужиков. Молоденькие продавщицы исчезли. Вместо них из-за прилавков ощетинились стволами два человека в штатском. По обе стороны двери стояли еще два вооруженных товарища.
Сыч давно уже в пьяных снах представлял свой финал именно в таком ключе. Он видел его детально и ярко, без купюр и мягких красок. В крови и жестоких муках. Вариантов тут не было. Только драка насмерть.
На оценку ситуации ушло мгновение. В следующую секунду он и Вофти выхватывали из карманов оружие.
Загрохотали выстрелы. Главарь стремглав пригнулся, и пули тотчас прошили воздух над его головой. Позади посыпались разбитые стекла, в плечо что-то сильно ударило. Острая боль окатила правую сторону тела от шеи до колена.
Он несколько раз нажал на спусковой крючок. «ТТ» послушно огрызнулся выстрелами, да все они ушли в пол. Рука перестала слушаться и не поднималась. Пистолет выпал из ладони и закувыркался по деревянному полу. Раненый Вофти хрипел рядом.
Сыч получил пулю в плечо. Он устоял бы на ногах, но эти двое у двери сработали четко. Один повис на левой руке, другой долбанул рукояткой по затылку.
Сыч завалился на бок, тюкнулся головой о холодные, неровно покрашенные половицы. После он так и лежал, глядя, как из-под затихшего Вофти-Тофти расползается лужица темной крови.
Кто-то связывал за спиной его руки.
Мимо, постукивая тростью, прошел какой-то тип, раздавая на ходу приказы:
— Василий, остаешься за старшего. Живых отвезешь в управление! Мы за остальными.
«Это конец, — пульсировала жилка под разбитым виском. — Вот и отгулял я свой короткий век».
