Скотти уселся, свесив ноги с койки, и выжидающе уставился на Эрика.
– Я вас понял, – наконец пробормотал тот севшим от волнения голосом и торопливо повесил трубку.
– Кто это был? – нетерпеливо спросил Скотти.
– Верн Гудман, – тихо ответил доктор. – Просит, чтобы вы вышли на улицу. Говорит, у него есть для вас сюрприз.
Следующие несколько секунд тишину нарушал только храп дядюшки Луиса. Эрик, не зная, что добавить, нетерпеливо перекатывался с пятки на носок и нервно кусал нижнюю губу, а Скотти пытался осмыслить услышанное.
«Значит, они за нами следили всю дорогу? Но чего тогда ждали? Пока все уляжется? Или… ах да, точно. Они ждали, пока сюда приедет сам Гудман».
Скотти бросил взгляд в сторону окна. За ним царила непроглядная ночь.
«А если там не Верн, а Арчи? Что мешает ему представиться Гудманом?»
Возникло жгучее желание подойти к окну и выглянуть наружу, но Скотти удержал себя от этой несусветной глупости: если там вдруг дежурит снайпер, он радостно устранит цель и преспокойно отправится с докладом к Арчи.
«Хотя, пожалуй, их главная цель все же не я».
Скотти снова покосился в сторону спящего дядюшки.
«Что бы сделали цепные псы Арчи? Поехали за Нельсом или остались караулить Луиса? И, если бы все же второе, стали бы они звонить или просто вломились бы к Эрику, сделали свое черное дело и укатили на базу?»
По всему выходило, что голос в трубке действительно принадлежал Гудману.
– Он говорил что-нибудь еще? – посмотрев на ветеринара исподлобья, осведомился Скотти.
– Нет, мистер Риган. Только это.
– Что ж… – Скотти шумно выдохнул. – Значит, надо идти…
Он спрыгнул с койки и пошел к стулу, на спинке которого висели окровавленные рубашка и куртка. Эрик смотрел на него со смесью ужаса и недоумения.
– Вы правда… правда к ним спуститесь? – спросил ветеринар.
– Ну… да. А что мне остается? – пожал плечами Скотти. – Мы ведь не хотим, чтобы ребята Гудмана ворвались сюда и все тут перевернули, правда?
– Не хотим, – спешно подтвердил Эрик.
– Ну вот…
Скотти снял куртку со спинки, придирчиво осмотрел и пробормотал:
– Да уж, в таком виде мне лучше вообще не выходить на улицу… У тебя, случайно, нет лишней рубашки, Эрик?
– Есть, – нехотя ответил доктор.
– Одолжишь? Потом куплю тебе новую.
– Да, мистер Риган… одолжу… – пробормотал Эрик.
Он прошел к стенному шкафу, открыл дверь и задумчиво уставился на ряд вешалок – видимо, прикидывал, какая из рубашек наименее любимая. Наконец вытащил темно-синюю и вручил Скотти.
– У меня дома полно красных рубашек, – сказал тот, принимая дар врача. – А тут, как назло, бежевую надел… как будто не знал, куда еду!
Пока Скотти возился с пуговицами, Эрик подошел к двери и осторожно посмотрел в глазок.
– Никого? – спросил Риган.
– Похоже, что нет.
– Хорошо. А то, помню, был случай, парень вот так же выглянул, а те, которые снаружи стояли, увидели за глазком мельтешение и в глаз ему выстрелили.
– И что? – побледнев еще больше, чем прежде, хрипло пробормотал Эрик.
– Да ничего. Умер. Одно хорошо – не мучился. Ладно, пойду. Выпускай.
Эрик дрожащей рукой повернул ключ в замке и открыл дверь. Скотти улыбнулся ему и, хлопнув по плечу, сказал:
– На всякий случай – спасибо тебе за все. Если придут за стариком, не геройствуй, все равно заберут, но тебе будет… больней. А если не придут – делай, о чем он просит, пока мы – я или Нельсон – не вернемся, хорошо? В долгу не останемся, это я тебе гарантирую.
Доктор вымученно улыбнулся в ответ.
– Я все сделаю, как вы просите, мистер Риган.
– Я в тебе и не сомневался, Эрик.
Скотти благодарно сжал плечо врача и вышел в коридор.
Едва дверь за ним закрылась, Риган заметно напрягся. Он не хотел доводить до истерики беднягу доктора, а потому старательно улыбался, но теперь, когда он остался наедине с собой, необходимость в притворстве отпала; Скотти будто превратился в небольшого хищного зверька, вроде мангуста, идущего на встречу со львом.
«Все равно это ни хрена не вдохновляет».
На лестнице никого не было. Перегнувшись через перила, чтобы убедиться, что внизу тоже нет часовых, Скотти скривился от боли, которая пронзила заштопанный бок. Кольцо Гарри поддерживало в его теле жизнь, но не могло полностью уберечь от всех последствий ранения.
«Интересно, эта штука вечная или заряд чем-то ограничен? Не хотелось бы идти по улице и внезапно рухнуть замертво…»
Хоть Эрик и заверял, что Скотти безумно повезло и пуля не задела ни одного важного органа, когда от верной смерти тебя спасает волшебный артефакт, ты невольно начинаешь чуть больше беспокоиться за свою жизнь.
Спуск по лестнице занял не больше минуты, но, по ощущениям, прошла целая вечность. Всю дорогу Скотти ломал голову, что ждет его внизу; с одной стороны, он ничем не подвел Верна Гудмана, с другой – с момента их последнего разговора могло поменяться вообще все.
«Например, они с Арчи вдруг решили заключить мир. Почему нет?»
Остановившись перед самым выходом, Скотти шумно выдохнул и тихо сказал:
– Все будет хорошо, раздербань меня дракон. И никак иначе.
Он вышел из подъезда и, сделав пару шагов, остановился. На противоположной стороне улицы стояли друг за другом два серых автомобиля с выключенными фарами. Скотти прищурился, силясь рассмотреть, сколько человек сидят внутри, но не смог: машины стояли аккурат между двумя придорожными фонарями, так что свет вообще на них не попадал.
«Умно. Впрочем, опытные же. Все само собой делается, на автомате…»
Задняя дверь второго автомобиля открылась, и наружу выбрался хмурый здоровяк в сером плаще. Лица его Скотти, конечно же, тоже не разглядел. Здоровяк встал у заднего колеса, придерживая дверь за ручку – что, очевидно, являлось приглашением.
«Какая честь, раздербань их всех дракон…»
Скотти подошел к машине и заглянул внутрь.
– А, вот и ты, – улыбнулся Верн Гудман. – Присаживайся, мой мальчик.
Он сидел у противоположной двери и курил сигару, периодически выпуская струю дыма в приоткрытое окошко. Верну было уже под семьдесят, но стариком он не выглядел: холеное лицо, практически лишенное морщин (одна-единственная, горизонтальная, делила лоб пополам), живые голубые глаза и блестящие белые зубы (разумеется, не свои). Такой внешности позавидовал бы иной артист театра. Единственное, что выдавало года, – белоснежная шевелюра: Гудман не красил волосы принципиально – не хотел, чтобы его «сочли гомосеком».
