– Это Диана, – было неприятно, что она не узнала меня, – я тебя забирала в гости на прошлые выходные.
– Аа-а-а-а, – она вспомнила, и голос потеплел, – привет! Как дела?
– Все в порядке, – я улыбнулась, – как у тебя?
– Норм. Ты приедешь в пятницу?
– Да, конечно. Будь готова к шести.
Больше говорить нам пока еще было не о чем. Но теперь я была полна решимости это исправить.
С тех пор я старательно привозила Дашу в гости на каждые выходные. Это была только моя обязанность – три часа по пробкам туда, три обратно, долгие разговоры в машине или два часа бок о бок в метро – и чувствовала, что постепенно привязываюсь к ней все больше. Если в первый раз я ощущала огромную усталость и даже раздражение от ее присутствия, то теперь уже в понедельник утром начинала скучать. Не могла дождаться, когда Даша вернется в детский дом из школы и можно будет, наконец, спокойно поговорить по телефону. В этих ежевечерних разговорах не было никакого особого смысла – банальные вопросы «как дела?», «как себя чувствуешь?», «что там в школе?», «а он что сказал, а что она?» и такие же ничего не значащие ответы. Но мне вдруг стало это нужно как воздух. Я прикипала к Даше душой и удивлялась, что и с большими детьми это работает: чем больше заботишься о ребенке, чем больше вкладываешь в него, тем сильнее привязываешься.
Даша Маленькая, как и я, скучала по Даше Большой, с нетерпением ждала выходных. Нэлла, такое ощущение, вообще ни на мгновение не прерывала общения с ней – они переписывались ВКонтакте в будние дни, а в выходные не расставались ни на минуту. Старшая дочь все объясняла и рассказывала Даше. Познакомила ее со своими лучшими друзьями – соседскими мальчишками. Денис тоже быстро принял Дашу Большую.
Спустя примерно месяц гостевого режима мы поговорили с мужем и решили, что если Даша захочет, мы оформим над ней опеку. Да, вопросов в отношении будущего было больше, чем ответов, но мы оба уже ощущали Дашу «своей». Не чужой девочкой, которая случайно попала к нам в гости, а родным человеком, за которого мы оба несем ответственность.
Кровной маме Даши оставалось сидеть в тюрьме всего полтора года – большая часть срока уже прошла. Она не была лишена родительских прав, не была ограничена в них. Каждый раз, когда детский дом пытался подать в суд заявление, Даша останавливала процесс – давала длинные и подробные показания, писала, что любит свою маму, общается с ней по телефону и собирается вернуться в родную семью, как только мама освободится. Заявления принимали во внимание. Иски детского дома отклоняли. Мне очень нравилась в Даше эта преданность. Я уважала ее за то упорство, с которым она отстаивала мамины права. И сама, конечно, знала, что правильно только так – если нет угрозы жизни и здоровью ребенка в кровной семье, он должен жить с родной мамой.
Но если в данный момент это физически невозможно? Если между кровной матерью и ребенком непреодолимая преграда в виде тюремной стены? Мысли мои путались, желание сделать как лучше для ребенка перемешивалось с опасением навредить.
Измучившись от сомнений, я записалась на прием к директору детского дома. Тому самому Виктору Яковлевичу, который много лет назад объяснял нам с Денисом и другим волонтерам, моим коллегам по авиакомпании, что именно нужно детям, человеку огромного опыта и великой души. Удивительными дорогами нас водит судьба – в который раз убеждаюсь.
Я приехала в назначенный час. Скромный кабинет. Простая обстановка. Интеллигентный мужчина с седой шевелюрой и прежними добрыми глазами. Он принял меня радушно, хотя с той первой встречи много лет назад мы виделись всего несколько раз, да и то мельком.
– Здравствуйте!
– Добрый день! Спасибо, что приняли.
– Какие могут быть разговоры!
– Мне очень нужен совет, – я чувствовала себя нерадивой школьницей, – мы с мужем не знаем, как поступить. Нам кажется, Даше будет лучше в семье, чем в детском доме.
– Полностью разделяю, – директор кивнул.
В его голосе звучало уважение и глубокое понимание того, что мне сейчас непросто. Благодаря такому отношению напряжение постепенно ушло. Не зря даже Даша, которая не баловала взрослых своей похвалой и многих сотрудников – за редким исключением – называла «двуличными тварями, которые при взрослых – одно, а при детях – другое», говорила, что директор прекрасный человек.
– У нас с Дашей, как мне кажется, наладился контакт, – я попыталась объяснить суть своих опасений, – она привыкла к дому, хорошо общается с нашими детьми. Но мы не знаем, что будет, когда ее мама выйдет из тюрьмы.
– Конечно, я не пророк и тоже не могу сказать, как сложится жизнь, – он виновато улыбнулся, – но вот уже тридцать лет на своем посту наблюдаю одну и ту же картину.
– Какую? – Я вся превратилась в слух.
– Родители, мать или отец, освобождаются из мест лишения свободы, приходят ко мне, – Виктор Яковлевич тяжело вздохнул, – и говорят: «Я сейчас не могу, нет работы, квартира без ремонта, можно ребенок еще полгодика у вас поживет?»
– И вы соглашаетесь?
– А как я могу отказать?! Они пишут официальное заявление, и всё. Родители имеют право так поступить. Есть у нас в государстве такая социальная услуга, к сожалению, – временно поместить ребенка в детский дом.
– Это ужасно…
– Ну вот, – директор коротко кивнул, – насильно любить детей не заставишь. Если ребенок семье не нужен, с ним там может случиться беда.
– Я понимаю.
– У меня как у директора детского дома нет ресурсов, чтобы помогать кровным родителям, которые выходят из тюрьмы. Никто другой ими тоже не занимается. А сами они люди с низкими социальными навыками. Если даже хотят забрать ребенка домой, что нечасто бывает, не могут собрать элементарных бумаг.
– И что же в итоге?
– В итоге приходят к нам еще через полгода, – директор устало вздохнул, – потом еще. Пишут каждый раз новые заявления. Ситуация в их жизни не меняется, мешают зависимости. И ребенок остается жить в детском доме до восемнадцати лет. Со всеми вытекающими из этого последствиями.
– Я вас поняла.
– Мама Даши давно принимает наркотики, – директор понизил голос, – нам всем хотелось бы верить, что она справится, что сможет побороть зависимость. Но кто может знать…
– А если она все-таки заберет Дашу после выхода из тюрьмы, – мне с трудом дались эти слова, – девочке все равно будет лучше пожить полтора года у нас, а не в детском доме? Как вы считаете?
– За полтора года может многое измениться.
Директор ободряюще улыбнулся и поднялся со своего места. Я торопливо встала следом за ним.
– Простите, отняла у вас много времени.
– Ну что вы! Обращайтесь, всегда буду рад помочь.
После этого разговора мне стало намного легче – словно все детали сложного пазла нашли наконец-то свои места.
