– Не много Сванну понадобилось времени, чтобы осознать, что он продал душу за чечевичную похлебку, – пояснил Валентин. – А когда осознал – сделался безутешен. По крайней мере, поначалу. Затем принялся строить планы отмщения.
– Каким образом он собирался мстить?
– Например, транжирить темные силы. Применять магию, которой Бездна так кичится, при исполнении тривиальных фокусов, тем самым приуменьшая ее могущество. Как вы уже убедились, то было актом героического своенравия и упрямства. Всякий раз, когда трюк Сванна объяснялся ловкостью рук, это чувствительно задевало Бездну.
– Почему же Бездна не убила его? – спросил Гарри.
– О, она пыталась. Много раз. Но у Сванна были союзники. Агенты во вражеском стане вовремя предупреждали его. В течение нескольких лет ему удавалось избегать возмездия.
– До вчерашнего дня?
– До вчерашнего дня. – Валентин вздохнул. – Он был беспечен, да и я тоже. Теперь он мертв, и у пособников Бездны руки чешутся завладеть его телом.
– Ясно.
– Нельзя, однако, утверждать, что мы были абсолютно не готовы к этой случайности. Он принес свои извинения Небесам, и я осмелился надеяться, что ему простили прегрешения. Молитесь, чтобы это было так. Под угрозой спасение не одного только Сванна.
– Ваше тоже?
– Всех нас, кто любил его, – отвечал Валентин. – Однако, если мы сможем уничтожить его физические останки до того, как Бездна завладеет ими, нам, возможно, удастся избежать последствий его сделки.
– Зачем же было столько ждать? Почему вы не кремировали его сразу после смерти?
– Адвокаты Бездны люди неглупые. Согласно особой статье договора, тело должно «вылежаться» определенный период времени. Если б мы этой статьей пренебрегли, Сванн автоматически поплатился бы душой.
– И когда срок?
– Срок истек три часа назад, в полночь, – сказал Валентин. – Вот почему они так встревожены. И так опасны.
Еще одно стихотворение пришло в голову Байрона Джовитта, легкой походкой возвращавшегося по Восьмой авеню и жевавшего на ходу сэндвич с тунцом и салатом. Музу не следовало торопить. Для придания четверостишию окончательной формы достаточно и пяти минут, а если намечалось продолжение – то чуть больше. Оттого-то Байрон и не спешил обратно в офис, пребывая в мечтательном настроении и подгоняя строки в угоду рифме: он надеялся заявиться с готовеньким стихотворением.
Однако до дверей он дошагал, не успев отшлифовать финальную строфу. Чисто автоматически опустил руку в карман за выданными Д’Амуром ключами и зашел в дом. И едва собрался закрыть за собой дверь, как вдруг на порог шагнула женщина и улыбнулась ему. Она была красива, а Байрон, как истинный поэт, от красоты дурел.
– Прошу вас, – заговорила она, – помогите мне!
– Чем могу? – пробубнил Байрон с набитым сэндвичем ртом.
– Не знаете ли вы человека по имени Д’Амур? Гарри Д’Амур?
– Еще как знаю. И как раз к нему направляюсь.
– А не могли бы вы меня к нему проводить? – попросила женщина, когда Байрон впустил ее и закрыл входную дверь.
– С превеликим удовольствием, – откликнулся он и повел гостью через прихожую к лестнице.
– Вы так добры… – проговорила она, и сердце Байрона растаяло.
Валентин встал и подошел к окну.
– Что-то не так? – спросил Гарри.
– Предчувствие, – тихо проговорил Валентин. – Боюсь, дьявол уже на Манхэттене.
– А что в этом нового?
– А то, что он, возможно, придет за нами.
И откликом на его слова прозвучал неожиданный стук в дверь. Гарри подскочил.
– Все в порядке, – успокоил Валентин. – Он никогда не стучит.
Гарри пошел к двери, чувствуя себя полным идиотом.
– Байрон, это вы? – спросил он, прежде чем открыть.
– Прошу вас… – донесся из-за двери голос, который, думал Гарри, ему уже никогда не услышать. – Помогите…
Он открыл. Ну, конечно, Доротея. Была она бесцветна, как вода, и как вода – непредсказуема. За секунду до того, как Гарри пригласил ее переступить порог кабинета, стайка выражений или их теней, сменявших друг друга, пробежала по ее лицу: мука и боль, настороженность, недоверие и страх и, наконец, когда ее глаза нашли тело любимого супруга, – облегчение и благодарность.
– Так он у вас! – Ахнула она, шагнув в кабинет.
Гарри закрыл дверь. Снизу по лестнице полз холод.
– Слава богу… Слава богу. – Она взяла в ладони лицо Гарри и легко поцеловала в губы. И лишь потом заметила Валентина.
Ее руки сразу опустились.
– А что здесь делает он? – спросила Доротея.
– Он со мной. С нами.
Сомнение отразилось на ее лице.
– Нет… – проговорила она.
– Ему можно доверять.
– Я сказала, нет! Прогоните его, Гарри. – Ее всю трясло от холодной ярости. – Прогоните его!
Валентин смотрел на нее остановившимся взглядом, пробормотав:
– Мадам что-то уж чересчур расшумелась.
Доротея поднесла пальцы к губам, словно пытаясь подавить следующую вспышку.
– Простите, – сказала она, поворачиваясь к Гарри. – Но вам должны были рассказать, что на совести этого человека…
– Кабы не совесть этого человека, ваш муж так и остался бы в доме, миссис Сванн, – перебил Гарри. – И именно его вам следует благодарить, а не меня.
Выражение лица Доротеи смягчилось.
– Вот как? – Теперь она смотрела на Валентина. – Простите меня. Когда вы сбежали из дома, я подумала, вы заодно с…
– С кем? – спросил Валентин.
Она еле заметно покачала головой, а затем сказала:
– Ваша рука… Вы ранены?
– Пустяки, царапина, – ответил Валентин.
– Я уже пытался сделать ему перевязку, – улыбнулся Гарри. – Но этот чудак упрямится.
– Я чертовски упрям, – без всякой интонации отозвался Валентин.
– Но нам уже скоро ехать… – начал Гарри.
– Не говорите ей ничего! – вдруг выпалил Валентин.
– Да я только хотел рассказать ей о шурине… – сказал Гарри.
– О шурине? – переспросила Доротея, опускаясь на стул. Легкий шорох, с которым она скрестила ноги, стал самым чарующим звуком для Гарри за последние двадцать четыре часа. – О, пожалуйста, расскажите мне о шурине…
Не успел Гарри раскрыть рот, как Валентин сказал:
– Гарри, это не она.
Слова, произнесенные ровным тоном, без намека на драматичность, витали несколько мгновений, пока Д’Амур не осознал их. И даже тогда безумие Валентина казалось очевидным.
