Недаром говорят, что от тюрьмы и от сумы в России зарекаться не стоит. В свое время был такой министр юстиции Ковалев (речь о 90-х годах XX века). Как и любой министр, был он полновластным главой и хозяином всей российской пенитенциарной системы. Жизнь расположила так, что оказался он под следствием и в тюрьме. Попал Ковалев в Матросскую Тишину, в так называемый 9-й корпус. Корпус этот несколько отличался от других. Имел свое начальство, не подчиняющееся руководству тюрьмы, свои порядки и отдельную обслугу, состоящую только из военных. Если во всех «нормальных» тюрьмах «баланду» раздают зэки из «хозобслуги», то здесь эту функцию выполняли военные. Естественно, никаких «дорог», «почты» и вообще «запретов» как таковых в этом корпусе не водилось (и, говорят, не водится до сих пор). «Заехав» в тюрьму и став зэком, бывший министр принялся качать права. Не успели, видно, исчезнуть его вольные привычки. Так вот: сидит он в камере и качает права с «мусорами». Обидно стало дяде: он — министр, а они — шушера, и вдруг такое отношение к нему. Министр он, конечно, министр, но есть одна тонкость — бывший и к тому же попавший в тюрьму, а значит, человек второго сорта. Он кричит, а они его игнорируют.
— Не имеете права! — разорялся Ковалев, сидя на корточках перед открытой в двери «кормушкой» и пытаясь снизу вверх заглянуть в глаза стоящему в коридоре, по ту сторону «тормозов», «продольному».
— Имеем, имеем, — небрежно отвечал сверху вниз через окно выдачи пищи младший лейтенант.
— Незаконно! — не унимался бывший министр, чувствуя боль в затекших от непривычной позы ногах.
— Что незаконно?
— «Реснички» на окнах, вот что. Права не имеете! Ни света, ни воздуха не поступает в камеру. Не-за-кон-но!
— Законно, законно, — глумливо ухмыляясь, успокаивал его «продольный».
— Это вранье! Произвол! Самоуправство! Издевательство, наконец! Нет такого закона. Покажите мне хоть один документ, разрешающий эту дрянь на окнах.
— Щас, — миролюбиво выдал служивый. «Кормушка» захлопнулась перед красным от злости лицом экс-министра, обдав его потревоженной затхлостью.
Через некоторое время окошко вновь открылось и Ковалеву подсунули внутреннее распоряжение по ГУИНу, разрешающее наличие металлических, намертво приваренных оконных жалюзи, именуемых в народе «ресничками». Ковалев хищно схватил бумагу. Привычно заскользил глазами по тексту и вдруг грязно выругался. На документе значилась его собственная, еще в бытность им министром юстиции, подпись. Как Ковалева не хватил удар — остается загадкой, но геморрой у него после этого страшно обострился. Что ж, в «системе» и не такое бывает.
Под потолком камеры висят светильники, часто через один поломанные, есть также розетки и звонок для вызова охраны (клоп).
Традиционно все пространство ОК, по своей внутренней топографии, делится на условные сектора: «пятак» — место возле дубка, ближе к окну; «вокзал» — место около «тормозов» и туалета. Спальные места также разделены на: «офис» или «подрабочка» — место отдыха и обитания тех, кто выполняет разные работы по поддержанию технического порядка в камере (в непосредственной близости от туалета либо возле «тормозов»); «пальма» — верхний ярус «шконок», места «смотрящего» и братвы занимают нижние спальные «шконки» рядом с окном; места «дорожников» — тех, кто заняты обслуживанием процесса «межкамерной связи», располагаются рядом с окном, в некоторых случаях непосредственно возле «кабуры» — отверстия, связывающего одну и более камер между собой. «Кабуры» (с ударением на первом слоге) представляют из себя сквозные проёмы в стенах, потолке или в полу, служащие для непосредственного общения заключенных между собой и передачи из камеры в камеру крупногабаритных предметов. Размеры их варьируются от нескольких сантиметров до нескольких десятков сантиметров в диаметре. «Кабуры» официально запрещены администрацией, и она с ними как бы борется. Я говорю как бы, потому что из оперативных соображений они иногда бывают нужны администрации, как бывает ей нужна «дорога» и вообще межкамерная связь. Крайне тяжело перехватить нужное письмо — «маляву» с важной информацией, если неизвестно, каким именно путем оно попадет к арестанту. Наличие «кабуры» в камере является средством воздействия на «братву». Ведите себя так и так, делайте или не делайте то-то и то-то, и на наличие «кабуры» в камере временно закроем глаза. В старых тюрьмах многие камеры буквально изрыты «кабурами». Следы их уничтожения язвами покрывают стены «хат». Часто эти отверстия проделываются без негласного ведома оперработников, курирующих ту или иную камеру, в этом случае начинается ежедневная их маскировка. Отверстия маскируются по-разному. В ход тут идёт пережеванный хлеб, цветовая гамма которого, разными способами, доводится до точного соответствия с колером стены.
«Кабуру» могут заклеивать обоями или газетами (некоторые камеры сплошь оклеены газетами, из эстетических, арестантских соображений, тоскливо смотреть на бетонные, не крашенные по двадцать лет стены). Если есть такая возможность, отверстия еженощно цементируются. За наличие несанкционированной «кабуры» может пострадать вся камера. Одного или несколько человек в таких случаях отправляют в карцер, а всю хату расформировывают, распределяя ее бывших жильцов по другим камерам. Наличие «кабуры» в камере — это еще один способ живого человеческого общения.
По понятиям «обиженный», или «опущенный», не имеет права спать на обычной «шконке», его место на полу возле туалета или же под ближайшей к туалету шконкой. Это общеизвестное правило в тюрьме не оспаривается никем, включая и представителей администрации, прекрасно осведомленной о таком положении дел.
СПЕЦ (специальные камеры)
Специальные камеры служат для адаптации только что прибывших в тюрьму людей, а также для изоляции определенного типа арестантов, содержание которых нежелательно или невозможно в общих камерах, для внутрикамерной разработки. К арестантам такого рода могут относиться: воры в законе, сексоты, арестанты, склонные к побегу, дезорганизации, суициду, эмоционально неуравновешенные люди, чье нахождение в тюрьме, исходя из их уголовного дела, требует строгой изоляции. Обыкновенные арестованные долго на «спецу» не задерживаются, но в отдельных случаях пребывание в такого рода камерах может растянуться и на годы. Специальные камеры отличаются друг от друга по количеству «шконко-мест» (от 3 до 18). Помещать в них могут иной раз до трех человек на одно место. В отличие от общих камер, где внешняя жизнь замирает с 22.00 до 6.00. т. е. в этот период администрация в общих камерах не появляется, на «спецу» вход тюремщиков для обыска («шмона») или простого осмотра помещения может произойти в любое время суток.
Топографические помещения в таких камерах выглядят так же, как и в общих камерах. Есть разделение на сектора, сохраняется «вокзал» и «пятак», места смотрящего и «братвы», но уже нет «офиса» или «подрабочки», нет специальных мест для «дорожников», хотя сами «дорожники», как и «шнифтовые». присутствуют. «Спец» может быть оборудован простым унитазом вместо «чаши Генуя». В центре камеры традиционно располагается стол.
