Доктор Кюнстер так описал эти споры: «Круппа, бесспорно, можно отнести к разряду технических гениев… но если дело не касается техники, то он проявляет себя как человек весьма узкого мировоззрения. Ему неинтересно ничего, кроме собственного дела. Как следствие он заключил, что родственник его жены, некто Макс Брух, который в дальнейшем стал замечательным дерижором, лишь понапрасну теряет время, занимаясь музыкой. Если бы Брух оказался технарем, то Крупп отнесся бы к нему с полной серьезностью, решив, что этот человек способен принести реальную пользу людям. Но в качестве музыканта, по мнению Круппа, родственник жены вел абсолютно бессмысленное существование».
Замечания доктора оказались очень точны. В записках Альфреда мы находим следующие суждения: «Я не собираюсь спрашивать у Гете или у кого-нибудь еще, что правда, а что ложь. Ответ мне известен самому, и я не уверен, что кто-то знает о жизни лучше меня».
Работа была для этого человека единственным спасением от самого себя. Но сейчас именно работа и доставляла больше всего беспокойства. Через газеты Крупп пытался восстановить репутацию фирмы, но эти попытки оказались тщетными. Пушечного короля, похоже, скинули с трона. Время от времени неожиданными наездами Альфред все-таки появлялся на фабрике в Эссене, чтобы затем вновь уехать в Ниццу. Его нынешнее поведение было похоже на то, как в отрочестве и ранней юности будущий промышленный магнат в минуты депрессии любил запираться на чердаке отцовского дома, чтобы подолгу, тупо уставившись в потолок, думать о чем-то, погружаясь в мутные глубины своего непростого, своего необычного и по существу очень больного «я».
После сорока лет безупречного плавания по морю жизненных невзгод, после того, как в течение всего этого долгого периода капитан ни разу не покинул свой мостик вдруг – неожиданное и позорное бегство как проявление непростительно женской слабости.
Может быть, в глубине души Альфреда беспокоила не столько его подвергшаяся сомнению слава пушечного короля, сколько тайное желание вернуть во что бы то ни стало Берту домой, в их закопченый Садовый домик, вместо которого он подумывал возвести новый грандиозный замок?
Между тем в родном Эссене началась эпидемия холеры, которая унесла немало жизней. Но вот болезнь миновала так же неожиданно, как и началась. Постепенно стали выправляться и дела фирмы, хотя вопрос с бессемеровской сталью так и не был решен окончательно. Но, несмотря ни на что, Альфред, подобно рыцарю Тангейзеру, продолжал пребывать в состоянии некой спячки. Своим управляющим на фабрику он писал: «состояние моего здоровья настолько критическое, что мне не только не надо возвращаться к активной деятельности, но стоит всерьез задуматься о ждущей всех нас жизни вечной».
Решение пришло совершенно неожиданно. За дело взялись братья Сименс, предприниматели, которые занимались использованием электричества в промышленных целях.
Так, Фридрих Сименс ещё в 1856 году изобрел в Англии регенеративную печь и получил на неё патент. В результате поисков сбыта своего изобретения Фридрих обратился в Саксонию, поскольку там принцип регенеративного нагрева мог быть использован в стекловаренных печах.
Между тем Вильям Сименс в Англии стал использовать это изобретение, затем несколько усовершенствовал его и проверил на практике в сталелитейном процессе. Занимаясь вопросами, связанными с металлургией, Сименс увидел широкие возможности, которые открывались в новом способе изготовления бесшовных стальных труб, что могло стать прообразом идеального орудийного ствола.
Сименс сам предложил свое изобретение Альфреду Круппу как «нашему ведущему промышленнику», и жизнь после такого сказочного подарка приобрела новый смысл. Пушечный король покинул свое добровольное изгнание, дабы с новым приливом сил окунуться с головой в работу.
А в это время прусская армия продолжала зализывать раны, полученных в результате взрывов нескольких крупповских пушек. В среде высшего командования появилось устойчивое предубеждение против орудий из стали, да ещё заряжавшихся с казенной части.
После всего случившегося Круппу следовало напрямую обратиться за помощью к Бисмарку, что он незамедлительно и сделал. Альфред обещал за свой счет поставить в прусскую армию 400 новых четырехфунтовых пушки вместо бракованных. Он прекрасно понимал, что идет на большие жертвы, что этот расточительный жест сильно ударит его по карману. Однако реабилитация доброго имени фирмы того стоила. После подобного широкого жеста скандал должен был навсегда уйти в прошлое. Король Пруссии милостиво согласился принять сей дар. Альфред держал руку на пульсе и постоянно списывался со своим инженерами, заставляя их работать как можно быстрее и качественнее.
На полигоне в Тегеле было решено устроить стрельбища и испытать новые орудия. Испытания к нескрываемому удовольствию короля, Бисмарка и Мольтке прошли на славу: ни одно орудие не подвело своего хозяина. Пушки Круппа, заряжающиеся исключительно казенной части, были приняты на вооружение прусской армии. Альфред сумед вернуть себе было влияние и отныне ему даже удалось назначить в Военный Департамент в качестве эксперта талантливого инженера Альберта Пейпера, который до этого прекрасно зарекомендовал себя на заводах в Эссене. Отныне преданный Альфреду человек помогал ему лобировать любую инициативу, касающуюся новых видов вооружения.
Описываемый нами период истории можно охарактеризовать как время оголтелого милитаризма, поэтому любой промышленник, занимающийся вооружением, был обласкан сильными мира сего и осыпан наградами. Но Альфред Крупп и здесь отличался ото всех. Его успешная торговля смертью после недавнего скандала стала ещё популярнее. Отныне в Петербурге Круппа величали не иначе, как «величайшим из всех, кто делает пушки». Благодаря своей безупречной работе Альфред был отмечен многими монархами мира, с которыми сам король Пруссии не всегда находился в дружеских отношениях. Так, император Японии, шведский король посылали членов своих августейших семей в закопченый Эссен. Россия, Турция, Бразилия и Бельгия награждали Альфреда. А Португалия посвятила промышленника в священный Орден Христа, наградив при этом Командорским крестом.
Глава VII
Война и замок
Между тем здоровье Альфреда становилось все хуже и хуже. Он на себе стал ощущать влияние токсинов, которыми был пропитан воздух родного Эссена. Крупп ничего не имел против шума и тряски, но воздух – совсем другое дело: он затрагивал его старинную фобию. Альфред даже собственное дыхание считал отравленным. Крупп пришел к выводу, что сельский воздух ему стал просто необходим. «Если это поможет продлить мою жизнь хотя бы на год, – писал по этому поводу Крупп, – то и год я смогу прожить с большой пользой».
С этой целью верному Пейперу было приказано подыскать подходящее место для будущего замка. Задача оказалась не из легких. Свежий воздух стал большим дефицитом в Эссене. Лучшие места можно было найти лишь на склонах реки Рур, но и эти склоны уже давно были изрыты шахтерами. Задача, данная Пейперу, казалась просто невыполнимой. Дело осложнялось ещё и тем, что Альфреду не просто нужен был маленький уголок, «без угольной пыли и дыма». Этот уголок должен был быть весьма внушительных размеров, где «могли бы спокойно пастись лошади, стоять конюшни, находиться дорожки для прогулок верхом, а также здесь должен был поместиться большой парк с колодцами, фонтанами, прудами для рыбной ловли, виадук, мостики и фруктовый сад». Причем все эти угодья обязательно должны были располагаться на холме и в уединении. Альфред терпеть не мог никаких соседей, «воров всех мастей и назойливых бродяг». Власть возвышала над людьми и обязывала быть другим. Крупп словно забыл, как ещё совсем недавно его самого можно было отнести к разряду назойливых бродяг, когда он колесил по всей Германии в поисках новых заказов и новых покупателей для своих ложек и вилок. Но Власть меняет человека, меняет до неузнаваемости, заставляя строить башни и неприступные замки. Отчужденность богатых проявляется, прежде всего, в отчужденности камня, в его неприступности. Томас Манн сказал как-то: «Построивший дом умрет». И чем величественнее хотел возвести свой замок Крупп, тем все больше и больше он отдалялся от мира живых. Альфред хвалился, что если понадобится самому возвести необходимый холм, то он готов насыпать его из чистого золота, лишь бы осуществить свою мечту и построить нечто такое, чего никогда и нигде не было. Но как не старался Крупп быть оригинальным, ему удалось лишь повторить в своей грандиозной и амбициозной постройке знаменитый Мемориал Альберта.
