– Это, родич, веннский головорез, – усмехаясь,
пояснил Левый. – Твоя дочь слишком добра, государь: кормит твоим хлебом
прихлебателей разных…
Кнесинка вскинула голову и уставилась на Лучезара. Если бы
речь шла не о прекрасной девушке, Волкодав сказал бы, что смотрела она свирепо.
И ещё. Наверное, Лучезар давно уже баловался дурманящим порошком. В здравом
разуме люди так себя не ведут. Не совершают по несколько раз одни и те же
ошибки.
– Это мой телохранитель! – звенящим голосом
сказала кнесинка Елень.
– Вот как? – удивился кнес. – Да кому ты,
кроме меня, надобна, чтобы тебя сторожить?.. – И указал рукой
Волкодаву: – Ладно, езжай с отроками, венн. Потом разберёмся.
Волкодав не двинулся с места.
– Если венн молчит, значит, есть причина, – проговорил
кнес, и взгляд стал очень пристальным. – Ты говорить-то умеешь,
телохранитель?
– Нос ему добрые люди сломали, а вот язык вроде как ещё
не отрезали, – хмыкнул Лучезар. – Хотя, право же, стоило бы…
– Прости, государь, – негромко сказал
Волкодав. – Я дочери твоей служу, не тебе.
Витязи и слуги, ездившие с кнесом в Велимор, с любопытством
поглядывали на странного малого, которого неведомо зачем приблизила к себе
кнесинка. Глузд Несмеянович, однако, смотрел на Волкодава с чем-то
подозрительно похожим на одобрение:
– От кого ж её здесь, со мной, охранять? Разве сам чадо
отшлёпаю…
– Госпожа меня кормит, чтобы я стерёг, – сказал
Волкодав. – Вот я и стерегу, государь.
Тут снова вмешалась кнесинка и стала торопливо рассказывать
отцу, как её хотели убить на торгу. Встрял в разговор и Лучезар. Он по-прежнему
не скрывал своей нелюбви к своенравному венну, правда, в сговоре с убийцей
более не обвинял. Теперь, по его словам, выходило, что он раньше всех заметил
опасность и первым поспел бы заслонить сестру от злодея, если бы его не сбил с
ног нескладёха телохранитель.
Волкодав ехал по правую руку от кнесинки, чуть позади, и
молчал. Ему было всё равно. Несколько раз он чувствовал на себе пытливый взгляд
кнеса. Ну и пускай смотрит. Волкодав занимался своим делом – стерёг, а беседа
вождей его не касалась.
Поближе к городским воротам дорогу запрудили горожане,
соскучившиеся по своему кнесу. Похоже, Глузда Несмеяновича в Галираде любили не
меньше, чем его разумницу дочь. Счастливый город, думалось Волкодаву. Когда
вождю протягивают для благословения детей, это кое-что значит. Обрывки выкриков
достигали его слуха: жители приветствовали кнеса и спешили заверить его, что
кнесинка правила ими воистину мудро и справедливо. Волкодаву оставалось только
надеяться, что крики и шум не помешают ему распознать, скажем, шёпот
извлекаемого из ножен кинжала. Или негромкое гудение натягиваемой тетивы…
Боги, однако, ныне с улыбкой взирали на Галирад. И
посольство, и встречавшие добрались до крома безо всякой помехи.
В крепости кнес сразу же затворился в гриднице со старшей
дружиной и помощницей-дочерью. Были, похоже, какие-то дела, которые требовалось
безотлагательно обсудить. Волкодав повёл Серка в конюшню, рассуждая про себя о
том, что у веннов подобного не бывало. Там человека, вернувшегося из дальнего
странствия, денька три продержали бы в отдельной клети, не больно допуская в
общую жизнь дома. А вдруг он, шастая по неведомым краям, набрался какой-нибудь
скверны?.. А вдруг он – и не он вовсе, а злой дух, похитивший человеческое
обличье?..
Наверное, всё же прав был старик, с которым ему довелось
разговаривать тогда на берегу. Какова жизнь, таков и обычай. Что станется с
большим купеческим городом, если по всей строгости чтить домашний порог, а с
приехавшим кнесом поступать как с чужаком?..
Волкодаву хотелось вернуться в дом к Вароху, как следует
поесть и, пожалуй, поспать в тепле, но было нельзя. После полудня кнес
собирался говорить с горожанами на торгу, держать ответ, как съездил и что
обратно привёз. Не сделай этого – и к вечеру уже поползут по городу слухи.
Негоже получится.
Когда Волкодав ввёл Серка внутрь конюшни, конюх Спел как раз
принимал гостя: мятельника Зычка Живляковича. Уютно устроившись на куче соломы,
двое слуг разложили угощение и помаленьку отмечали благополучный приезд
славного кнеса. Вот что бывает, подумал Волкодав, когда привыкаешь входить не
стучась. И сам не хотел, а получается, будто незваным подоспел к угощению.
– Хлеб да соль, – сказал он, ведя коня мимо. Он не
удивился и не обиделся бы, ответь они ему: «Едим, да свой». Однако
соломенноголовый Спел обрадованно замахал руками, показывая венну оплетённую
глиняную бутылочку:
– Подсаживайся, Волкодав! За здравие кнеса и кнесинки…
Как это на первый взгляд ни странно, нелюдимый телохранитель
ему нравился. Наверное, за то, что на славу холил Серка, не переваливал на
холопов заботу.
– Спасибо, – поблагодарил Волкодав. – От
закуски не откажусь, а чашку не пачкай. Мне государыню ещё на площадь
сопровождать…
Он вооружился жёсткой щёткой и принялся чистить уткнувшегося
в кормушку коня.
– Ишь, красная девица, родниковой капельки
забоялся, – достиг его слуха негромкий смешок мятельника Зычка.
– Красная девица и есть, – согласился Спел. –
Даром что при усах. – И позвал: – Эй, венн, не надумал?
Волкодав улыбнулся. На такие беззлобные подначки он не
обижался, ещё не хватало. Серко оборачивался, вздыхал, тёрся о его плечо носом.
– За госпожу нашу, – долетел из угла голос Зычка.
Послышалось бульканье вина, перетекавшего из бутылочки в кружку. – И жаль,
да что поделаешь, – продолжал старый слуга. – Жизнь жить пора, всему
срок…
Ну точно: просватал доченьку кнес! – сейчас же
сообразил Волкодав. Всё как положено. Когда ещё объявят народу, а верные слуги
обо всём уже доподлинно сведали.
Вино полилось в другую кружку, и Спел подтвердил догадку
телохранителя:
– За то, чтобы голубушке нашей новое гнездо теплей
старого показалось.
– Ишь замахнулся, – проворчал старик. – Чтобы
в чужом дому слаще было, чем при отце-матери? Да разве ж бывает?..
Они выпили. На крепких зубах Спела хрустнул огурчик
знаменитой веннской засолки. Волкодав подавил в себе желание побыстрее кончить
работу и продолжал орудовать щёткой.
– А что, за добрым-то мужем! – принялся рассуждать
молодой конюх. – Одно слово, велиморец! Небось на другой день золотым
жуковиньям счёт потеряет. А уж как обнимет, к устам устами прильнёт…
Он хохотнул.
– Баловник, – проворчал Зычко, но по голосу
чувствовалось, что старик улыбался. Волкодав приласкал Серка, хлопнул по
гладкому крупу и вышел из денника. Он нимало не сомневался, что слуги всё как
есть вызнали о женихе. И какого роду-племени, и как звать, и ровня ли
государыне по молодости и красоте. А вызнали, стало быть, скажут сейчас и ему.
