Тилорн покачал головой:
– Не в том дело.
– Как же ты, такой ловкий, в клетку попал? –
спросил Волкодав.
Тилорн пояснил, что владеющего волшебной борьбой тоже можно
смять числом и взять измором. Что, собственно, с ним и произошло. Волкодав
решил последовать своему давнишнему правилу: осваивать любой увиденный приём,
даже самый на первый взгляд нелепый. Он попросил Тилорна показать. Тилорн поставил
на лавку полено и долго объяснял венну, как вызывать в себе ненависть, как
обращать её в силу и затем метать в супротивника. И правда, по мановению его
ладони полено взлетало, как сдунутое, и звонко брякалось в стену. Волкодав
долго пробовал, но у него так и не получилось. Наверное, кое-что ему было
всё-таки не дано. Он умел только гасить лучину, издали направляя на неё
развёрнутую ладонь. Так венны проверяли себя перед поединком, желая узнать,
достигнуто ли внутреннее равновесие. Он не стал ничего говорить, хотя и был
задет за живое.
Трое суток он не садился в доме за общий стол и ночевал во
дворе, у маленького костерка, внутри круга, вычерченного на земле. На третью
ночь он не спал вовсе, но никто не пришёл. Должно быть, рассудил венн, Морана
Смерть сразу забрала своего последователя к себе.
Как он и предвидел, кнесинка Елень в самом деле несколько
дней не выходила из крома и даже из своих хором показывалась редко. Однако
потом всё пошло совершенно как раньше. С той только разницей, что теперь никто
уже не фыркал и не насмешничал по поводу телохранителя-венна. Волкодав
невозмутимо стоял у кресла государыни, за правым плечом, обманчиво-спокойно
сложив на груди руки, и над локтями из рукавов кожаного чехла выглядывала
кольчуга. Он её и не пытался скрывать.
Однажды на рынке его зазвал к себе какой-то купец и
попытался вручить подарок – дорогой красивый кинжал. Купец уверял, что не ищет
никаких милостей кнесинки. Волкодав поблагодарил, но подарка не взял.
Тилорн по-прежнему пропадал у мастера Крапивы. Дюжие уноты
провожали учёного туда и обратно. Вдвоём с Крапивой они сходили к стекловару
Остею и заказали чаши, причём повторилась почти та же история, что и в
мастерской бронника. Любознательный Тилорн начал задавать вопросы и, понятно,
сейчас же принят был за подсыла. Потом – уличён в колдовстве. Кончилось же тем,
что Остей и Крапива чуть не за бороды взяли друг друга, оспаривая, кому завтра
принимать у себя мудреца.
Добрый бронник страшно гордился тем, что самой кнесинки телохранитель
облекал себя в кольчугу, приобретённую у него в мастерской. И ходил гоголем,
пока кто-то из соседей не умерил его гордость, справедливо заметив:
– Было бы с чего пыжиться, если бы о твою кольчугу те
ножи притупились. А так…
Неслышные тени придут к твоему изголовью
И станут решать, наделённые правом суда:
Кого на широкой земле ты подаришь любовью?
Какая над этой любовью родится звезда?
А ты, убаюкана тихим дыханием ночи,
По-детски легко улыбнёшься хорошему сну,
Не зная, не ведая, что там тебе напророчат
Пришедшие властно судить молодую весну.
И так беззащитно-доверчива будет улыбка,
А сон – так хорош, что никто не посмеет мешать,
И, дрогнув в смущенье, хозяйки полуночи зыбкой
Судьбы приговор погодят над тобой оглашать.
А с чистого неба льёт месяц свой свет серебристый,
Снопы, и охапки, и полные горсти лучей,
Черёмуха клонит душистые пышные кисти,
И звонко хохочет младенец – прозрачный ручей.
И что-то овеет от века бесстрастные лица,
И в мягком сиянии чуда расступится тьма,
И самая мудрая скажет: «Идёмте, сестрицы.
Пускай выбирает сама и решает сама».
8. Прогулки верхом
Волкодав стоял на заднем дворе крома, на площадке для
стрельбы из лука, и бил в цель. Если не упражняться, любая сноровка забывается.
Он стрелял по-всякому: и просто так, и лёжа, и навскидку с поворота, и бросаясь
кувырком через голову, и с коня, сидя на нём охлябь. А заодно приучал Серка
слушаться только коленей, голоса и свиста, без поводьев.
Увидев подошедшую кнесинку, он опустил лук и поклонился:
– Здравствуй, госпожа.
– Как твои раны? – первым долгом спросила
она. – Заживают?
Он ответил:
– На мне быстро всё заживает, госпожа.
– Ты хорошо стреляешь, – похвалила правительница и
потянулась к луку: – Покажи.
Это был могучий веннский лук, высотой до груди стоящему
человеку, спряженный добрым мастером из можжевельника и берёзы, оклеенный
сухожилиями и рогом и повитый сверху берёстой. Он был способен стрелять и в
лютый мороз, и под дождём. Кнесинка взвесила его на ладони, потрогала вощёную
кожаную тетиву, и тетива негромко загудела. Страшное оружие. Из таких вот и
пробивают дубовую доску за двести шагов.
Девушка внимательно и с явным знанием дела осмотрела лук и
не нашла нигде кнесова знамени. Всю воинскую справу Волкодав покупал сам, за
свои деньги.
– Ничего в оружейной не берёшь, – заметила
кнесинка. – Что так?
– Я не витязь, госпожа, – сказал он. – Я не
должен зависеть от вождя.
Кнесинка посмотрела на его руки и спросила:
– Ни щитка, ни перчаток не носишь… Не боишься
пораниться?
Неловко спущенная тетива в самом деле могла покалечить.
Волкодав сказал:
– В моём деле загодя не изготовишься, госпожа.
Елень Глуздовна попробовала натянуть лук и едва сдвинула
тетиву. Чтобы удержать её, как полагалось, возле правого уха, требовалось
усилие, равное весу взрослого человека.
Она немного вымученно улыбнулась и спросила:
– А ножи метать умеешь?
Волкодав кивнул:
– Умею, госпожа.
– Покажи.
Венн вытащил из ножен тяжёлый боевой нож и наотмашь, не
целясь, запустил им в деревянный столб, сплошь разлохмаченный прежними бросками
упражнявшихся. Нож слетел с ладони, перевернулся и засел, войдя в дерево на два
вершка. Волкодав сходил за ним и пришёл назад, пряча клинок на место. Кнесинка
задумчиво наблюдала за ним.
– Я не хочу, чтобы ты ссорился с Лучезаром, –
сказала она погодя.
Волкодав ответил:
– Я не ссорюсь с твоим братом, госпожа.
Она неожиданно попросила:
– Научи меня владеть оружием, Волкодав.
