Волкодав мёртвой хваткой взял его за плечо:
– Это не сегван, парень! Слышишь?.. Скажи Бравлину…
– Он тебя ранил, – присмотрелся стражник.
По рубахе венна, по груди и по левому боку, в самом деле
расплывались два тёмных пятна. Волкодав отмахнулся:
– Скажи всем, что этот убийца – никакой не сегван!
Понял? Давай!
Белоголовый оказался понятливым. Он кивнул и напролом пошёл
сквозь толпу, точно вепрь сквозь камыши. Мало-помалу стражников в толчее
сделалось больше, и вспыхнувшие кое-где драки прекратились сами собой, а
выкрики стали реже и тише.
Зато к Волкодаву подошли сразу четверо витязей во главе с
Крутом. Одним из четверых был Лучезар.
– Вор! – прямо глядя на венна, немедленно обвинил
его Левый. Теперь уже не могло быть сомнений, на кого он указывал. Волкодав
промолчал.
– Иди, Лучезар, проследи, чтобы купца отвели в кром, но
никаких обид не чинили, пока не разберёмся, – хмуро проговорил
Правый. – И так ещё кабы вину заглаживать не пришлось. А ты, парень…
– Сговорился, вор! – повторил Лучезар. – Сам
разбойник и разбойника нанял! Отличиться надумал!.. Да и шею дружку сломал,
чтобы остаток доплачивать не пришлось…
– Что скажешь, парень? – спросил Крут.
Волкодав ответил:
– Госпожу не зашибло?
– Не зашибло, – сказал Крут. – Так ты слыхал,
что боярин говорит? Чем докажешь, что чист?
В это время к ним подошёл ещё один витязь.
– Вот они, ножички, – сказал он, показывая на
ладони два широких, как ложки, клинка без рукоятей. – Один в донце кресла
застрял, еле вынули, другой… ещё чуть – не в пряжку бы ремня, так бы в живот
мне и угодил.
Боярин Крут осмотрел сияющее лезвие и опять повернулся к
Волкодаву:
– Чем докажешь, что чист?
Тот вдруг ощерился, точно цепной пёс, надумавший сбросить
ошейник:
– А вот этим мечом!.. У нас за клевету виры не
спрашивают!..
Нет, не зря государь Глузд со спокойной душой оставлял
дочери город. Юная кнесинка заставила расступиться дружину и во второй раз за
одно утро бесстрашно развела готовых к убийству мужчин.
– Вы!.. – властно прозвучал её голос. –
Лекаря сюда! Где Иллад?
– Вели, госпожа, чтобы не обижали сегванов, –
сказал Волкодав. – Это не сегван на тебя покушался.
– А кто же? – спросил Крут.
– Никто, – сказал Волкодав. – Они называют
себя «никто». Осмотри тело, и где-нибудь в потаённом месте, я думаю, увидишь
помету… Знак Огня, только наизнанку.
– Тьфу, – плюнул Левый. – Нечего было ему шею
ломать. Уж мы бы порасспросили…
Волкодав не ответил.
– Боярин дело говорит, – сказал Крут.
Волкодав усмехнулся одним углом рта, неприятно и зло:
– Счастлива земля, где не знают этих убийц…
– Сам-то ты откуда знаток выискался?
– Вот именно, сам, – сказал Лучезар.
Волкодав пропустил это замечание мимо ушей, а Круту ответил:
– Ты меня уже тридцать три раза висельником назвал.
Кому же, как не мне, с убийцами знаться…
– Хватит! – притопнула вырезным башмачком кнесинка
Елень. – Ступай, Лучезар. Купца обиходь, но, смотри, пальцем не трогай…
Эй, где Иллад? А ты, Волкодав, сказывай толком. Какие такие убийцы?
– У них своя вера, госпожа, – сказал венн. –
Они поклоняются Моране Смерти и думают, что совершают благодеяние, убивая за
деньги. Он ничего не сказал бы на допросе, только славил бы свою Богиню за муки
и смерть…
Кнесинка, не дослушав, оглянулась:
– Иллад! Где Иллад?..
Сделалось ясно, что всё это время она мало что замечала,
кроме пятен на его рубахе.
– Ты ранен!
Волкодав пожал плечами:
– Это не те раны, которые помешали бы мне служить,
госпожа.
Из-за меня, было написано у неё на лице. Из-за меня всё. В
меня летели ножи! А если бы я не велела тебе оставить дома кольчугу…
Как выяснилось, Иллад успел сладко задремать на своём
кожаном ящике. Он благополучно проспал и покушение, и всеобщую суматоху, и
переполошённо подхватился только тогда, когда кто-то из воинов взял его за
плечи и хорошенько встряхнул. Он неуклюже подбежал к кнесинке, переваливаясь с
ноги на ногу и отдуваясь:
– Что с тобой, государыня?..
– Не со мной! – отмахнулась она. – Мой
телохранитель ранен, перевяжи его!
Волкодав не был тяжело ранен. Ножи, предназначенные
кнесинке, лишь резанули его, оставив две глубокие борозды. Порезы, конечно,
болели и кровоточили, но ни о какой опасности не было речи. Если бы Волкодава
спросили, он бы сказал, что вполне достаточно пока перетянуть их какой-нибудь
тряпкой почище, а потом, в крепости или дома, промыть и, может, зашить. Однако
никто его мнения не спрашивал. Кнесинка считала, что он пострадал за неё и к
тому же по её вине, и тем было сказано всё. Торговец пряностями, чья палатка находилась
неподалёку, провёл их с Илладом под матерчатый кров и оставил наедине.
Палатка благоухала перцем, корицей и ещё тысячей
всевозможных приправ. Иллад раскрыл свой ящик и принялся перебирать коробочки и
склянки, стараясь не поворачиваться к Волкодаву спиной. Его движения показались
венну не слишком уверенными. Ещё бы, подумал телохранитель. Домашний лекарь,
привыкший состоять при здоровых, в общем-то, людях, которых приходилось
врачевать разве от нечастой простуды да последствий непривычной еды… И вдруг
его, мягкотелого, кидают на горячую сковородку: спросонья тащат зашивать раны,
да кому! Свирепому венну с неведомым прошлым, может быть, даже и тёмным!..
Волкодав сложил на пол ремень и ножны и стащил рубашку,
оставшись голым по пояс. Рубашку пришлось отдирать от тела в тех местах, где её
успела приклеить кровь. По счастью, ножи были отточены на совесть и разрезали
её, как бритвы, ровно и чисто. Если осторожно отстирать и зашить, она ещё
послужит…
Иллад наконец нашёл что искал и повернулся к терпеливо ожидавшему
Волкодаву, держа в руке малюсенькую чашечку и стеклянный пузырёк. Присмотрелся
– да и застыл, тараща глаза. Волкодав не очень понял, что такого особенного
увидел в нём лекарь. А халисунец вдруг кинулся вон из палатки со всей
скоростью, на которую были способны его короткие ноги.
– Госпожа!.. – беспрепятственно долетел сквозь
тонкую просвечивающую стену его испуганный голос. – Именем Лунного Неба
заклинаю: скорее удали от себя этого человека!..
– О чём ты, Иллад? – удивилась кнесинка.
– Он опасен, госпожа! – захлёбывался
лекарь. – Он может причинить тебе зло!
