Никто так и не преградил Волкодаву дорогу. Всего нескольких
воинов встретил он, поднимаясь наверх. Трое были сегваны, единоплеменники
Людоеда. Остальные – наёмники, сами давно позабывшие, какой народ породил их
себе на позор. По мнению Волкодава, спрятаться от них не сумел бы разве что
младенец. А уж на него за последние одиннадцать лет кто только не охотился…
Дважды он миновал что-то вроде молодечных, где спали
мертвецким сном славно повеселившиеся комесы. Оба раза Волкодава брало
искушение наклонить масляный светильничек или подправить факел таким образом,
чтобы огонь смог добраться до стенных занавесей. Оба раза он отказывал себе в
этом и неслышно скользил дальше. Преждевременный переполох его никак не
устраивал.
Ещё он думал о том, с какой стати палач назвал человека в
клетке волшебником. Если Волкодав вообще что-нибудь понимал, справному чародею
давно следовало бы умчаться на другой конец света, предварительно рассчитавшись
с обидчиком и раскатив замок по брёвнышку. Хотя как знать – вдруг на него сразу
надели оковы, а потом долго не давали воды? Поди поколдуй, когда скованы руки и
хочется пить.
Стало быть, волшебники тоже иногда попадают впросак. Совсем
как обычные люди. Ну не колдовством же, в самом деле, скрутил его Людоед…
Теперь пленный чародей, скорее всего, уже плыл по реке. Вот
где воды сколько угодно…
А что, если Людоед в самом деле баловался колдовством? А
что, если он с самого начала знал о появлении Серого Пса и дал ему проникнуть
так далеко лишь затем, чтобы перехватить на самом пороге?
Волкодав запретил себе думать об этом. Так охотник,
собравшийся в лес, изо всех сил гонит мысль о медведе.
Он вынул из кошеля последнюю щепку и вогнал её между нижними
венцами стены. Чем бы ни кончилось дело, этой силы Людоеду не одолеть. Нет от
неё ни оберега, ни обороны. Только Боги могут остановить её, а больше никто.
Так что если кунс Винитарий ещё не выучился летать…
Перед Волкодавом был узкий винтовой всход. Он вёл вверх.
Волкодав прикинул высоту башни, какой он видел её с реки. Всход наверняка был
последним. Волшебник сказал – наверху. Значит, близка дверь и – можно не сомневаться
– стражник перед дверью опочивальни.
Пронзительный девичий крик, донёсшийся сверху, и почти сразу
скрип половиц под переминающимися сапогами сказали Волкодаву, что он не ошибся.
И ещё. Даже если Людоед вправду умел колдовать, сейчас он
был явно занят другим.
Волкодав пошёл вверх по всходу. Он знал, как уговорить не
скрипеть любые ступени, даже самые голосистые.
Девушка наверху опять закричала – долгим, отчаянным криком.
Волкодаву не раз приходилось слышать такой крик. Он скользил вперёд, забираясь всё
выше. Он очень рассчитывал увидеть воина прежде, чем тот увидит его.
Пригнувшись, одолел он последний виток всхода и выпрямился во весь рост.
Перед ним, в десятке шагов, виднелась широкая спина
стражника, обтянутая кожаной курткой. Из-под нижнего края куртки торчала
кольчуга. Приникнув к двери, воин пытался то ли подсмотреть, то ли подслушать,
как там, внутри, развлекался его хозяин.
Волкодав негромко постучал согнутым пальцем по внешней
стене. Стражник вздрогнул и обернулся. Он даже не схватился за меч, будучи
вполне уверен: кто-то из старших застал его на месте преступления и сейчас
учинит разнос.
Тяжёлый нож, брошенный Волкодавом, по рукоять вошёл ему в
глаз.
Прыгнув вперёд, Волкодав подхватил начавшее падать тело,
потихоньку опустил его на пол и высвободил нож. Потом осторожно примерился к
двери плечом. Так и есть: заперто.
Кунс Винитарий, крупный светлобородый мужчина, стоял возле
ложа, наматывая на кулак тугую волну смоляных шелковистых волос. У его ног на
полу извивалась нагая рабыня – пятнадцатилетняя красавица с нежным, нетронутым
телом и повадками дикой кошки. Сапог Винитария давил ей в поясницу, рука тянула
за волосы, заставляя тоненькое тело беспомощно выгнуться. Людоед смотрел на неё
сверху вниз, как на лакомое блюдо, только что поданное к столу.
Это выражение не успело сразу пропасть с его лица, когда
дверь затрещала и рухнула внутрь. Рухнула безо всякого предупреждения: если бы
снаружи долетел стук оружия или шум схватки, он бы непременно услышал.
Винитарий мог бы поклясться, что никогда раньше не видел
стоявшего в проломе мужчину. Больше всего тот был похож на полудикого,
невероятно свирепого пса из тех, что не попятятся и перед целой стаей волков.
Он держал в руке короткое копьё с широким, остро отточенным наконечником. Левое
плечо кровоточило, рассаженное о дверь.
– Ты кто? – рыкнул кунс. Он, впрочем, успел уже
заметить сапоги стражника, торчавшие из-за двери, и понять – незнакомец
заглянул сюда отнюдь не случайно. На миг Винитарий даже прислушался, не
штурмуют ли замок. Но нет. Человек с копьём был один. Хёгг знает, как он
перелез через стену, как миновал бдительную охрану, как сумел без звука
разделаться со стражником у двери. Но в любом случае он был очень, очень
опасен. А дружина, как ни кричи, прибежать уже не успеет.
Людоед не был трусом.
– Ты кто? – повторил он, пытаясь выиграть время.
Волкодав молча пошёл вперёд по мономатанским коврам,
когда-то великолепным, но теперь изрядно засаленным. Он не стал напоминать
кунсу о роде Серого Пса и о мальчике, которого тот не добил когда-то, испытывая
судьбу. Заговорить с врагом – значит протянуть между ним и собой незримую, но
очень прочную нить, которая делает невозможным убийство. Не стал он и
предлагать Винитарию поединка. Ему незачем было просить справедливости у Богов.
Он пришёл казнить Людоеда. Божий Суд для этого не потребен.
Винитарий выпустил волосы девочки. Та мигом откатилась
прочь, в угол, и приподнялась на колени, забыв о своей наготе и во все глаза
следя за двоими мужчинами, потому что в одном из них ей вдруг померещился
избавитель.
Винитарий был опытным воином и не утратил былой сноровки,
даже порядочно разжирев. Он кинулся к оружию, висевшему на стене, с
удивительной быстротой, которой на первый взгляд трудно было от него ожидать.
Но в это время Волкодав метнул копьё. Оно пробило живот Людоеда, отбросило его
назад, со страшной силой ударило в стену и застряло, насмерть зажатое
расщеплённым бревном.
Не минует цели удар, который готовили одиннадцать лет. А
минует – значит, не Волкодав его наносил.
Несколько мгновений Людоед непонимающе смотрел на свой живот
и на перекладину копья, глубоко вмятую в тело. Потом схватился за древко и
закричал. Жутким, бессмысленным криком смертельно раненного зверя.
Рёв Людоеда раскатился по всему замку – только глухой или
мёртвый мог бы не услышать его.
Но Волкодав знал, что комесы не прибегут.
Его босые ноги уже ощутили тяжкую судорогу, докатившуюся
сквозь дубовые перекрытия и толщу ковров. Потом донеслись испуганные голоса.
Где-то там, внизу, ворочались брёвна стен, колебались потолки, вздыбливались
полы, с чудовищным треском расходились добротно спряженные углы. Никакая сила
не превозможет буйную силу дерева, возросшего у перекрестья лесных троп и там
же засохшего. Только Боги могли бы остановить её. Но Боги вмешиваться не
захотят. В этом Волкодав был уверен.
