Она поняла, что разведка окончилась, когда узорная сталь
снова перехватила нарлакский клинок Лучезара, заставив его вычертить в воздухе
замысловатые спирали и косо, с глухим стуком врубиться в дубовые шашки
мостовой. Лучезара выручила быстрота. Менее проворный искалечился бы, налетев
на рукоять животом. Меч Волкодава взвился над его спиной… и опустился плашмя,
сшибив боярина с ног.
Мать Кендарат оставила Волкодава, когда он пошёл сводить
счёты с Людоедом. Ей жаль было покидать полюбившегося ученика, но и вступить
вместе с ним на путь мести и крови она не могла. Ради её памяти Волкодав теперь
давал шанс врагу, не стоившему пощады. Но только один. Второго не будет.
Эртан ни о чём не договаривалась с венном заранее. Она
просто поняла, что он сделал. И почему. Наитие снизошло на неё, и она крикнула:
– Меч не служит неправому! Повинись, Лучезар,
останешься жив!
Лучезар мгновенным прыжком взвился на ноги, выдернул меч из
мостовой и снова бросился на Волкодава.
Венн ждал его, стоя возле черты. Он не был ранен и даже не
слишком запыхался, но сквозь повязки на руке и груди проступила свежая кровь.
Боль наверняка его мучила, но он ничем этого не показывал. Меч Лучезара
свистнул низом, коварно метя ему по ногам. Пусть-ка попрыгает. Волкодав, не
отвечая, легко взвился на полтора аршина вверх. Бешеный замах пропал впустую,
Лучезара развернуло боком, и венн ещё в прыжке успел крепко достать его ногой.
Боярин потерял равновесие, но опытного воина смутить было трудно: он мягко
перекатился через плечо и сразу вскочил. Кто-то из его сторонников зашумел,
возмущённый действиями Волкодава. Они могли шуметь сколько душе угодно. В Божий
Суд не смеет вмешиваться никто. Священный круг не принадлежит этому миру. В нём
живут лишь поединщики и два их меча. И Правда Богов.
Когда Лучезар, униженный и утративший терпение, в очередной
раз метнулся вперёд, Волкодав… внезапно положил свой меч наземь. Люди ахнули.
Многим показалось, будто он просто шагнул вперёд, под удар. Вряд ли кто, кроме
Эртан, видел, что он сделал на самом деле. Точно так он поступил на плоту,
когда в самый первый раз попросил ударить его. Он словно проплыл по воздуху
вбок, уходя от опускавшегося меча. Он оказался справа от Лучезара, плечо в плечо.
Разворот на левой ноге… Пальцы, годившиеся завязывать узлом гвозди, обхватили
кисть Лучезара вместе с рукоятью меча. Шаг в сторону и назад. Боярина
подхватила и повлекла вкруговую сила, порождённая его собственным яростным
размахом. Шаг вперёд, плавное движение кисти…
Было слышно, как у Лучезара затрещало запястье, мгновенно
ослабевшие пальцы безвольно обмякли, и самоцветная рукоять перешла в ладонь
Волкодава. Давать Лучезару ещё какие-то возможности?.. Венн и так уже совершил
подвиг милосердия, вовсе ему не присущего. Неужели старая жрица, случись она
здесь, попыталась бы что-то объяснять человеку, с такой лёгкостью топтавшему
жизни других?..
Глубоко в сердце Волкодав знал: попыталась бы. А ему ещё
попеняла бы – не пожалел Лучезара, не вразумил, не отвёл от серой отравы!..
Волкодаву до таких духовных высот было далеко.
Всё произошло в доли мгновения, без задержек и раздумий,
одним непрерывным движением. Рукоять нарлакского меча переменила владельца, но
клинок всего лишь дочертил дугу, затеянную самим Лучезаром. Тяжёлая отточенная
сталь разорвала боярину горло и рассекла шейные позвонки. Тело, ещё не понявшее
собственной смерти, жутко забилось, поливая кровью дубовые шестиугольники.
Волкодав остался стоять, держа в руке меч Лучезара. Справедливый меч всегда карает
неправого. В том числе и собственного хозяина.
При виде смерти толпа ахнула, задышала, качнулась назад,
потом снова вперёд. Раздались крики. Волкодав слышал их смутно. У него гудело в
ушах, перед глазами расплывались бесформенные багровые пятна. В груди жгло. Он
безразлично подумал, что этак недолго и помереть. Вот некстати пришлось бы. Он
знал свою правоту и не мог проиграть бой. Он знал и то, что победа должна была
дорого ему обойтись. Потому что даром в этом мире не даётся вообще ничего,
кроме родительской любви.
Волкодав слегка удивился тому, что ещё стоял на ногах, и
здраво подумал, что это, не иначе, сказывалось возбуждение поединка. Он забрал
свой меч, перешагнул угольную черту, до которой уже добрались струйки
растёкшейся крови, и пошёл навстречу Эртан. Ему казалось, будто он шёл
необыкновенно прямо и ровно, но люди видели, что он шатался, как пьяный. Эртан
бросилась навстречу, забыв уронить никому не нужный щит. Ей оставалось каких-то
два шага, когда Волкодав неуклюже повалился на колени, и кашель, рвущий нутро,
пригвоздил его к мостовой.
«Что в когтях несёшь ты, друг симуран?
Что за чудо из неведомых стран
На забаву любопытным птенцам?
Расскажи мне, если ведаешь сам!»
«Я в диковинную даль не летал,
У порога твоего подобрал.
Прямо здесь, в краю метелей и вьюг…
Не большая это редкость, мой друг».
«Что же это? Удивительный зверь?»
«Нет, мой друг. Не угадал и теперь».
«Может, птица с бирюзовым хвостом?»
«Ошибаешься: невольник простой.
Он бежал, но не удался побег.
Одеялом стал нетронутый снег.
Горный ветер колыбельную спел…
Этот парень был отчаянно смел».
«Так спустись скорее, друг симуран!
Мы согреем, мы излечим от ран!
Не для смертных – в поднебесье полёт.
Пусть ещё среди людей поживёт!»
«Нет, мой друг, тому уже не бывать.
Вы отца его сгубили и мать,
Самого не выпускали из тьмы…
Хватит мучиться ему меж людьми.
Он довольно натерпелся от вас,
И никто не оглянулся, не спас.
Ни один не протянул ему рук…
Слишком поздно ты хватился, мой друг».
16. Последняя страница
Это было ощущение, пришедшее из далёкого детства и много лет
служившее для него едва ли не окончательным воплощением счастья: тёплое меховое
одеяло по обнажённому телу. Волкодав лежал на широкой лавке в доме Вароха,
вдыхал мирные запахи выделанных кож и стряпни, вполуха слушал приглушённые
голоса домочадцев, и открывать глаза ему совсем не хотелось. Жалеть было не о
чем. Мечтать, в общем, тоже. Поэтому не очень хотелось и думать. Наверняка у
него ещё оставались дела на этой земле, раз уж Боги с таким упорством выводили
его живым изо всех передряг. Но об этом он тоже поразмыслит как-нибудь после.
Пока он просто наслаждался покоем, как раненое животное, которое надеется
выздороветь, если дадут отлежаться. А достанется умереть, оно и не заметит, что
умерло. Просто впереди вдруг зашумит гостеприимная крона Вечного Древа, а в
небе сделается возможно разглядеть Солнечную Колесницу. И наконец из густой
травы навстречу поднимется Старый Зверь и затеет беседу, велит держать ответ за
прожитую жизнь…
