Прочтя первые же несколько строчек, Глузд Несмеянович
покосился на Правого:
– Читай и ты тоже…
Седовласый великан дальнозорко сощурился через плечо
государя. Вождь был на полторы головы меньше него.
– И что он такого там понаписал… – проворчала
Эртан. Она очень волновалась – и из-за суда, и из-за непривычного ещё
старшинства, которое кнес то ли признает, то ли, чего доброго, осмеёт.
– Правду, наверное, написал, – так же негромко
ответил Волкодав.
Государь кнес обычно принимал решения быстро.
– Поди сюда, ты!.. – сквозь зубы велел он
Волкодаву.
Если венн что-нибудь понимал, Глузд Несмеянович люто
досадовал на судьбу, не давшую тотчас сорвать ярость на подвернувшемся под руку
висельнике. Но и душой покривить галирадский кнес себе позволить не мог.
Волкодаву не слишком понравился его тон, но делать было
нечего, подошёл. Народ притих, ожидая, что будет.
– Почему по моему городу с развязанными ножнами
шастаешь? – напустился на венна правитель.
Волкодав чуть не огрызнулся – не город, мол, твой, а ты,
кнес, городом призван на службу. Кабы ещё путь-то не показали, если начнёшь ни
за что людей обижать. Он, однако, воздержался и ответил так:
– Мои ножны своей рукой развязала твоя дочь, государь.
И её изволения никто ещё не отменил.
– Моей дочери с нами нет! – прорычал кнес.
Волкодав вспомнил сапфировые глаза своего кровного врага и
сказал:
– Винитар отыщет госпожу, кнес. Не тот человек, чтобы
так легко её потерять.
– Вот что, – притопнул сапогом Глузд
Несмеянович. – Мой зять тебя не казнил, и мне не пристало. Но в городе
моём чтобы я тебя больше не видел. Пошёл вон, говорю!
Боярин Крут, недовольный решением вождя и близкого друга,
хмурил косматые седые брови. Позже, когда кнес поостынет, Правый, как то
нередко бывало, попробует заговорить с ним и заставить смягчиться. Он и теперь
бы вмешался, да знал из опыта – помочь не поможет, только навредит.
Волкодав о намерениях боярина не знал. Да и знать не хотел.
Он мрачно сказал:
– Не так, кнес!
Мыш, сидевший у него на плече, угрожающе развернул крылья и
зашипел.
Глузд Несмеянович, казалось, сделался выше ростом:
– Молчи!
Волкодав ответил с угрюмой решимостью и так, словно у него
за спиной была не кучка потрёпанных ратников, а войско раза в три поболее
галирадского:
– А ты рот мне не затыкай! И ноги о мою честь тебе,
кнесу, не вытирать! Я либо виноват, либо прав! Виноват если – руби голову. А не
виноват, так и из города гнать не моги!
– Вот видишь, родич, с каким наглецом мне приходилось
иметь дело, пока я сестру в Велимор вёз, – устало вздохнул Лучезар.
– Венн дело говорит! – сказал Крут.
– Может, мне тебя ещё и наградить,
телохранитель? – недобро щурясь, спросил кнес.
Волкодав смотрел на него не мигая. Он сказал:
– Наградой мне было доверие кнесинки. Ты лучше спроси
своего боярина хоть о том, почему он так рвался везти госпожу через Сивур
вперёд всего войска! На том берегу велиморцы поймали…
– Ты на кого клеплешь, безродный? – перебил Глузд
Несмеянович. – Ты кто таков, чтобы витязя и родственника моего обвинять?
– Государь… – начал Дунгорм, но Волкодав был
вполне способен сам за себя постоять.
– Человек я! – сказал он, по-прежнему глядя кнесу
прямо в глаза. – Богами создан, и Их справедливость надо мной простёрта
так же, как и над тобой!
Позже он вспоминал этот разговор на берегу и дивился
собственным небывало складным речам. Тут задумаешься, то ли подстегнула умишко
нужда, то ли кто незримо нашёптывал в ухо. Боги? Тилорн? Прадедовский меч?..
– Государь, – сказал Дунгорм. – Переправа
через Сивур происходила в точности так, как рассказывает венн. Я сам свидетель
тому. – Он обежал глазами тихо переговаривавшихся ратников и
добавил: – Есть и ещё свидетель. Добрый Аптахар был тогда старшиной над
сегванским отрядом.
Аптахар, застигнутый врасплох, вскинул голову, шагнул вперёд
и кивнул. И, кажется, только потом сообразил, что свидетельствовал в пользу
ненавистного венна. Дунгорм же докончил:
– А на дальнем берегу Сивура, государь, мои воины
поймали убийцу, затаившегося на ели. И должен сказать тебе, что его гнездо
угадал Волкодав! Что сталось бы с госпожой, не будь она посреди войска? Прости,
государь, я никого не хочу обвинять, но…
Кнес промолчал. На его лице, худом лице могучего воина,
проступили багровые пятна. Он обернулся к Лучезару, и, видно, нешуточно грозен
был его взгляд, потому что молодой боярин вполголоса ответил:
– Я вырос у тебя в доме и был сыном тебе, дядька Глузд.
Может ли статься, чтобы ты слушал наветы каких-то чужеплеменников? Чтобы верил
им против моего слова родича и витязя дружины твоей?.. Ты же сам знаешь, что я…
Кнес отрезал:
– Я знаю, что я велел тебе отвезти девочку к жениху, а
теперь она неведомо где! И я выслушаю хоть Жадобу, если он поможет мне
разобраться! – Повернулся обратно к Волкодаву и приказал: – Говори,
венн!
И Волкодав стал рассказывать:
– Дальше мы должны были объехать Кайеранские топи Новой
дорогой. Боярин настоял, чтобы мы ехали по Старой. Моя вина: я не сумел
отговорить госпожу.
Дунгорм вздохнул и опустил голову. Он тоже считал себя
непоправимо виновным.
– Мы хотели бы знать, – подхватила Эртан, –
где был со своими людьми твой боярин, пока мы отбивались в святилище? Мы не
нашли никаких следов боя!
– Лягушек в болоте ловили! – звонко, с вельхским
акцентом, предположил кто-то в толпе. Галирадские вельхи Лучезара Лугинича
вовсе не жаловали.
– Зато, – сказал Декша, – погибла служанка
Варея, очень похожая на госпожу. Она была одета в платье, что подарила ей
госпожа! Её убили, приняв за твою дочь, государь кнес!
Декша придерживался за чьё-то плечо, но голову нёс гордо.
– Девушек такой знатности редко убивают
разбойники, – заметил Крут. – Их похищают, чтобы потребовать выкуп.
Какая корысть им в её смерти?
– Кнесинку уже пытались убить тогда на торгу, –
напомнил кто-то из витязей. – И тоже непонятно зачем.
– То на торгу, – проворчал Крут. – А то
посреди леса.
Лучезар отрешённо смотрел в пространство. Когда человек не
желает оправдываться, это всегда впечатляет.
– Мы можем доказать, что за государыней
охотились! – вновь подала голос Эртан. – Мёртвой служанке отрубили голову,
а потом бросили в костёр. Увидели небось – не та!
