Волкодаву захотелось посмотреть на Дунгорма, он решил приподняться,
но сумел только повернуть голову, и этого ему хватило. Неудержимая волна
дурноты вывернула желудок. В животе с утра было пусто – изо рта потекла желчь
пополам с кровью. Волкодав закашлялся, ощутил, как рвётся что-то внутри, понял,
что умирает, и плотная тьма вновь накрыла его.
Мама решила обновить хлебную закваску и по обыкновению
послала меньшую дочку в род мужа. После летнего происшествия с чужим человеком
детей перестали пускать одних в лес, но Барсуки, ближние соседи, жили всего-то
за двумя лугами и кладбищем-буевищем, куда Пятнистые Олени издавна относили
хоронить своих стариков. Буевище заросло нарядным высокоствольным березняком –
костёр напросвет было видать. Какая беда может подстеречь здесь, под присмотром
витающих праматеринских, праотеческих душ?..
Мама поставила в корзинку горшок для закваски, но негоже
просить, ничем не отдаривая взамен. И горшочек наполнился левашом, малиновым да
черничным. Как делается леваш? Ягоды разваривают, высушивают и получившиеся
лепёшки скатывают трубкой. Чего уж проще. Однако и в самом простом деле водится
своя хитрость. В соседнем роду тоже умели делать доброе лакомство, но такого
вкусного, яркого и прозрачного у Барсуков почему-то не получалось.
– Смотри у меня, не съешь по дороге! – строго
наказала девочке мать. – Да не рассиживай в гостях, домой поспешай!
Девочка только кивнула в ответ, хотя наставление показалось
ей обидным. Как-никак двенадцатый годок покатил, не маленькая небось! Но матери
не перечат. Оленюшка подхватила корзинку и отправилась со двора.
В березняке она увидела крупный след волчьей лапы и
удивилась: люди не помнили, чтобы волки когда забредали на буевище. Девочка
положила себе рассказать об этом дома и пошла дальше, поглядывая по сторонам.
Соседская большуха, тётка отца, ласково приняла её,
обрадовалась левашу («Как раз мне, беззубой, посасывать…»), щедро отмерила
закваски, угостила пирожком и отправила девочку назад.
На сей раз, спеша через одетый осенним золотом лесок,
Оленюшка засмотрелась на ширококрылого беркута, вестника Бога Грозы,
опустившегося отдохнуть на вершину кряжистого дерева. Девочка осторожно
подошла, запрокидывая голову. Громадная бурая птица бесстрастно взирала сверху
вниз, рассматривая человеческое дитя.
– Здравствуй, батюшка орёл, – сказала
девочка. – Хочешь, пирожка тебе дам?
Она сунула руку в корзинку, нашаривая угощение, отвела
взгляд от древесной вершины и…
Куда подевался знакомый реденький березняк? Вместо
прозрачной рощи, которую она знала до последней отметинки на белых стволах,
темнела кругом непролазная чащоба. Громоздились, топырили обломки корней
поваленные деревья, длинными лохмами свисал седой мох… Всего несколько
мгновений назад впереди уже виднелась за лугом крыша общинного дома. А этот лес
выглядел так, словно на сто вёрст вокруг не было человеческого жилья! И над
буевищем стоял ясный день, а здесь жутко багровел косматый закат…
Девочка закрыла глаза, потрясла головой, пытаясь разогнать
наваждение. Потом посмотрела опять. Чужой лес и не подумал исчезнуть. Она
нашарила оберег, приколотый на плечо… не помогло! Угрюмый лес странно молчал,
словно ожидая чего-то.
– Батюшка орёл… – всхлипнула девочка.
Священный беркут снялся с вершины и, неторопливо взмахивая
крыльями, поплыл над деревьями к югу.
– Батюшка орёл!..
Девочка заплакала и побежала следом за ним.
Колючие ветки хлестали её по лицу, трепали волосы, цепко
хватали одежду. Орёл летел медленно, но всё-таки постепенно удалялся. Девочка
то теряла его из виду за пушистыми вершинами, то вновь обретала… Наконец он
скрылся совсем, и она осталась одна.
Теперь она навряд ли сумела бы разыскать даже ту берёзу, у
которой всё началось.
Размазывая по лицу слёзы, она пробежала ещё несколько шагов
и очутилась на длинной узкой поляне. Девочка поглядела наземь, высматривая, нет
ли где тропинки. И отшатнулась, увидев на пожухлой траве кровь.
Она пугливо прислушалась, но в лесу по-прежнему царила
неподвижная тишина. Девочка осторожно пошла по кровавому следу и через
некоторое время наткнулась на большого мёртвого волка. Потом ещё на одного.
Волков убил не человек: обоим располосовали горло чьи-то клыки. След же тянулся
дальше, и неясное предчувствие велело девочке поспешать.
Она увидела его у края поляны, под склонившимися рябинами.
Она сразу узнала его, хотя серого меха не видать было за спёкшейся кровью.
Могучий серый пёс тихо лежал в двух саженях от ручья, к которому, верно,
силился доползти, но не дополз.
Девочка живо подбежала к нему, опустилась рядом на колени.
Бережно коснулась свалявшейся шерсти и ощутила под ладонью зыбкое, дотлевающее
тепло. Она снова посмотрела на раны. Было удивительно, что пёс до сих пор жил.
Что она могла сделать для него, как помочь?.. Хоть всю
рубашонку раздери на повязки, так ведь не хватит. Оставив корзинку, она
побежала к ручью, принесла в ладонях воды, попробовала обмыть разорванную
морду:
– Не умирай, славный… Не умирай…
Пёс не открыл глаз, не пошевелился, даже уши не дрогнули.
Девочка принесла ещё воды, попыталась дать ему пить, но он ушёл слишком далеко
и уже не мог лакать.
Тогда она осторожно, чтобы не причинить боли, обняла пса за
шею и прижалась, стараясь поделиться хотя бы теплом. Приникла губами к
мохнатому уху и стала шептать, что на душу приходило. Она взахлёб рассказывала
Богам о том, как это невозможно, чтобы пёс умер. Она убеждала серого зверя,
такого огромного и крепкого, ещё чуть поднатужиться и задержаться здесь, под
этим солнцем, на зелёной земле. С ней.
Пёс никак не отвечал ей, и бусина в его ошейнике не
блестела, залитая кровью. Девочка подумала о хлебной закваске, томившейся в
горшочке, и о том, как, наверное, уже разволновались дома. Где её найдёшь
теперь, тропинку домой? А впрочем, она бы всё равно никуда не ушла. Не смогла
бы. Не бросила.
Зверей и птиц не слышно было в лесу, и девочка испуганно
обернулась на шорох. Первой мыслью было: как защитить?.. Но через поляну
семенил длинноухий мышастый ослик, а на нём верхом сидела смуглая седенькая
старушка.
Девочка вскочила и побежала навстречу:
– Бабушка, милая, помоги!..
Старушка отозвалась по-веннски:
– Так я, деточка, затем сюда и приехала. – Потом
легко соскочила наземь и наклонилась над псом: – Совсем не бережёшься,
малыш… Разве ж можно с собой так, глупенький?
На крупе ослика висели пухлые перемётные сумы, и там нашлось
всё, о чём только что горевала Оленюшка: снадобья в баночках и туесках, тряпицы
для повязок.
– Я стану лечить, а ты держи его, – распорядилась
старушка.
– Как, бабушка?.. – не поняла девочка и собралась
подсунуть руки под голову пса.
