— Это еще зачем? — встрепенулся Гиллель. — Ах да, лекционные записи… Не думаю, что вам повезет, но что касается меня, я не против.
Михаэль пожелал узнать, не печатал ли текст лекции для нее кто-нибудь из присутствующих.
— Нет, — ответил Гиллель. — Мы наняли машинистку-еврейку, и та перепечатала.
Он дал Михаэлю адрес и выразил надежду, что дом останется в целости после полицейского осмотра. Михаэль обещал. Нава ничего не сказала, только сжала в руке платочек. Нимрод вышел из комнаты и отправился на кухню.
В дверь позвонили, и Гиллель бросил:
— Кто бы это мог быть? В день похорон с соболезнованиями не приходят!
Нимрод распахнул тяжелую дверь и увидел на пороге Розенфельда и Линдера, которые неуверенно попросились войти. Он пригласил их в дом и объявил сидящим в комнате:
— А вот и Розенкранц с Гильденстерном!
Улыбнулся только Линдер. Нава одернула брата:
— Прекрати!
Розенфельд сунул в рот сигару и закурил. Михаэль тут же сказал, что они могут закончить разговор позднее.
— Когда пожелаете, мы в вашем распоряжении, — саркастически произнес Нимрод и одарил Линдера враждебным взглядом.
Михаэль почувствовал неловкость. Он бы предпочел переговорить с Розенфельдом и Линдером в Русском подворье. С другой стороны, не хотелось давать им повод думать, будто он от них бежит. И кроме того, он посчитал, что сможет выяснить что-нибудь новенькое, какую-нибудь свежую информацию, если посидит еще, ну хотя бы пока выкурит сигарету. Решив так, он закурил и остался на месте, а прежний вопрос все крутился и крутился в голове: почему же Нейдорф не сказала Хильдесхаймеру о визите в Париж?
Два психоаналитика явно чувствовали себя крайне неловко в присутствии полицейского. Линдер уселся рядом с Навой и заговорил с ней шепотом. Михаэль расслышал слова «сожалею… виноват» и подумал: не о пистолете ли тот говорит? Розенфельд сидел молча. Наконец он разжал губы и сказал Михаэлю, что только что вернулся «из вашего полицейского участка, давал показания».
— А я считал, вы занимаетесь расследованием, — добавил он с легким вызовом.
Михаэль постарался припомнить заявление, которое написал Розенфельд после заседания ученого совета. Подумал, не забыл ли Мэнни спросить его о снотворных таблетках Линдера; он позабыл, что делал Розенфельд в субботу утром и накануне вечером, но помнил, что, судя по всему, тот чист. Мэнни должен был расспросить его о вечеринке и об отношениях с погибшей. Когда он вернется, то найдет у Циллы записи, сделанные неровным мелким почерком Мэнни, который никто, кроме Циллы, разобрать не может, и пока она все не отпечатает, у него нет никакой возможности узнать, что же отвечал Розенфельд. Тот, между тем, спрашивал Гиллеля, не может ли он чем-нибудь помочь. Михаэль потушил сигарету в большой пепельнице и сказал, что ему пора.
Гиллель проводил инспектора до ворот, и тот шепотом попросил его запомнить все, что скажут визитеры.
— Все-все? — широко раскрыл глаза Гиллель.
Разумеется, не дословно, а только то, что покажется странным.
— И любое упоминание о лекции — абсолютно все, что будет об этом сказано.
— Вы ставите нас в очень неловкое положение, — сказал Гиллель, — шпионить за людьми, подозревать их… А Нава и Нимрод сейчас в таком состоянии, я просто не знаю…
Михаэль бросил взгляд вниз по улице Ллойда Джорджа, где был припаркован полицейский автомобиль наблюдения — микроавтобус «пежо». По крайней мере, об этом они не знают, хвала небесам, подумал Михаэль, и о тайной слежке в течение следующей недели — тоже.
— Это довольно трудно, — продолжал Гиллель, недоверчиво глядя на Михаэля в свете уличного фонаря — того самого, который светил Михаэлю, когда он взламывал входную дверь два вечера назад. Об этом Гиллель также не знал. На голову ниже Михаэля, он запрокинул голову, пытаясь заглянуть ему в глаза, и все бормотал: Нава еще слаба, и вообще, дико думать, что каждый, кто переступает порог, может быть…
Внезапно он замолчал — рядом с ними затормозила машина, и из нее вышла Дина Сильвер. Лицо ее в свете фонаря казалось восковым, волосы отливали голубоватым сиянием; ни дать ни взять привидение. Она подала Гиллелю руку и сказала, что просто обязана была приехать, не могла дожидаться завтрашнего утра. Потом спросила, можно ли войти.
Гиллель ответил:
— Да, почему же нет, там у нас уже есть гости.
Она кивнула Михаэлю. Он проводил ее долгим взглядом, пока она грациозно шла по дорожке, ведущей от ворот к входной двери.
Вот и еще день прошел, думал Михаэль, включая зажигание и прислушиваясь к звукам рации. Его разыскивал Раффи, срочно требовалось связаться с ним, сказал голос по рации; Михаэль взглянул на часы, подумал, ждет ли его еще Майя, и ответил:
— Я буду дома. Раффи может позвонить туда.
Разворачивая машину, он заметил, как высокая фигура в темной шерстяной куртке появилась из тени возле старого кинотеатра «Семадаи» и застыла возле синего «БМВ», из которого только что вышла Дина Сильвер. По рации раздался голос Раффи: «Никуда не уезжай, я уже здесь. Заворачивай за угол».
Темная фигура выбралась из стоявшего на углу микроавтобуса «пежо», и в машину Михаэля сел Раффи.
— Дай сначала сигаретку, — попросил он. — Докладываю. Парень прилип к ней, как пиявка. Сначала ждал возле ее машины у ритуального зала, а после похорон преследовал на своей «веспе» до Рехавии и ждал, пока она выйдет.
— Где именно в Рехавии? — потребовал Михаэль и получил детальное описание клиники на улице Абрабанель, которую он сам посещал позавчера.
— Он ехал за ней как тень, не включая фары, и вот добрался сюда, — продолжал Раффи. — С такой внешностью, как у этого парня, скорее ожидаешь встретить его в «Хилтоне», рядом с какой-нибудь богатой американской туристкой, — заметил он, ероша волосы.
Михаэль зажег сразу две сигареты, протянул одну Раффи и спросил, известно ли, как зовут юношу.
— «Веспа» зарегистрирована на имя Элиши Навеха; я еще не уточнил, он это или нет. Балилти выяснил, что Навех-старший работает в нашем посольстве в Лондоне. На парня ничего нет — так, нарушил пару раз правила дорожного движения. «Веспа» не краденая, никто не заявлял об угоне. Все, что я пока могу сделать, — проверить, точно ли этот лунатик Элиша Навех. Что у него с той женщиной — понятия не имею.
Михаэль спросил, говорили ли они между собой.
— Нет; она даже не знает, что он у нее на хвосте, — сказал Раффи, открывая окно, чтобы стряхнуть пепел. — Она видела его возле машины возле ритуального зала — да, точно, вот тогда она что-то ему сказала. Я не смог расслышать, что именно, но лицо у нее стало хмурое. Та еще штучка, а? Я запросил на нее информацию. Знаешь, кто ее муж?
Последний вопрос был задан с улыбкой; Михаэль кивнул. Да, слышал, и кто она, и кто ее муж, и вообще об этом можно поговорить завтра утром на совещании. А покуда ему следует заниматься парнем.
