Погребение князя Владимира Святославича.
Миниатюра Радзивиловской летописи.
Убийство святого Бориса. Миниатюра «Сказания о святых Борисе и Глебе» из Сильвестровского сборtшка. XIV в. Вверху: «Придоша убиици на святаго Бориса и услышаша и в шатре поюща». Внизу: «Убивають святаго Бориса».
«Убиици Борисове поведаша Святополку убивши Бориса».
Миниатюра «Сказания о святых Борисе и Глебе» из Сильвестровского сборника.
Начало княжения Ярослава в Киеве.
Миниатюра Радзивиловской летописи.
Киевский детинец.
Фрагмент макета.
Автор Д. П. Мазюкевич.
Внизу справа: Золотые ворота «города Ярослава».
Реконструкция С. А. Высочкого.
Спасо-Преображенский собор в Чернигове.
Современный вид.
Княжеский терем XI в. близ Спасского собора в Чернигове.
Реконструкция Н. В. Холостенко.
Лиственская битва. Миниатюра Радзивиловской летописи.
Софийский собор в Киеве. Современный вид.
Строительство «города Ярослава». Миниатюра Радзивиловской летописи.
Киевский Софийский собор в XI в.
Реконструкция Н Кресального, В. Волкова и Ю. Асеева.
Победа русских над печенегами у стен Киева в 1036 г.
Миниатюра Радзивиловской летописи.
Образ Бежией Матери Оранта («Нерушимая стена»).
Мозаика Киевского Софийского собора. XI в.
Портрет семьи Ярослава Мудрого. Часть ктиторской фрески Софийского собора (южная стена центрального нефа собора). Предположительно, изображение дочерей (или сыновей?) Ярослава Мудрого. Вверху: две правые фигуры комnозиции.
Ктиторская фреска
Софийского собора
(портрет семьи Ярослава Мудрого).
Копия с рисунка
А. ван Вестерфельда 1651 г.
Портрет семьи Ярослава Мудрого. Часть ктиторской фрески Софийского собора (северная стена центрального нефа собора).
Предположительно, изображение сыновей (или дочерей?) Ярослава Мудрого. Хорошо видны три слоя росписи собора.
Уцелевшие фрагменты росписи XI в.- внизу справа.
Перенесение мощей святых Бориса и Глеба в малую церковь при князе Ярославе Владимировиче.
Миниатюра «Сказания о святых Борисе и Глебе» из Сильвестравекого сборника.
Вверху: «Емлють мощи святыхь мученикь Бориса и Глеба от гроба и несоша в новую церковь». Внизу: «Несутъ мощи святыхъ мученикъ в новую церковьцю и ту положиша ихъ».
По-видимому, была и еще одна причина, которая отталкивала от тьмутараканского князя киевлян, и крылась она в личных качествах Мстислава. Милостивый и щедрый к своей дружине, он, кажется, отличался совсем другими качествами по отношению к остальным своим поданным - за что и заслужил прозвище Лютый. (Напомним, что встречается оно именно в киевском по про и схождению источнике.) Но для нас важно отметить другое. Уже во второй или даже в третий раз - без всяких видимых усилий со своей стороны - Ярослав получал полную поддержку со стороны своих поданных, отвергавших ради него других, враждебных ему претендентов на власть. Конечно, явления такого рода нельзя мерить мерками сегодняшнего дня, ибо роль князя в те времена была одновременно и неизмеримо выше, и гораздо ограниченнее роли правителей нового времени; своего князя ценили прежде всего за то, что он свой, а не за какие-то его личные качества. И все же, наверное, было в Ярославе что-то такое, что заставляло жителей подвластных ему земель предпочитать его иным князьям.
И Мстислав уступил, подчинившись не силе, но ясно выраженной воле киевлян. Для древней Руси это было явлением если и не вполне обычным, то, во всяком случае, не уникальным. Вспомним, что точно так же в свое время отказался биться за Киев отвергнутый киевлянами князь Борис Владимирович. Спустя несколько десятилетий добровольно откажется от киевского престола и внук Ярослава Мудрого Владимир Мономах, уступивший Киев своему двоюродному брату Святополку Изяславичу. Знает подобные примеры и история Московской Руси. Так, например, в 1433 году князь Юрий Дмитриевич Звенигородский и Галичский, уже занявший Москву и изгнавший из нее своего повержденного племянника Василия 11 (будущего Василия Темного), столкнется с глухой неприязнью к себе со стороны москвичей и, «видя, яко непрочно ему седение на великом княжении», добровольно уйдет из Москвы в свой Галич. Конечно, в этом нельзя не увидеть проявления особого склада характера всех названных князей, их благородства, своего рода «рыцарства». Но присутствовало здесь, наверное, и другое: простой расчет, проявление здравого смысла, правильное понимание реалий жизни. В средневековом обществе взаимное согласие между князем и поданными, принятие ими взаимных обязательств значили очень многое - нарушение или изначальное неприятие этих условий грозили смутой и междоусобной войной.
