Круглов скатился по лестнице на первый этаж, перескочил турникет, толкнул тяжёлую входную дверь, вырвался на улицу. Надо было оторваться – как можно быстрее, чтобы между ним и «деревяшкой» легли километры…
Скутеретты не было. Он прекрасно помнил, как приковал её здесь к решётке, ограждающей клумбу, а теперь…
Или не здесь?
Круглов огляделся получше. Клумба есть, решётка на месте, скутеретту точно слизнуло. Кому…
Хлопнула дверь на институтском крыльце. Парень перепрыгнул через низенькую чугунную ограду, пересёк клумбу и побежал. Быстро, как только мог. Не стоило думать, в такие мгновения лучше не занимать мозг ненужными размышлениями. Нужно бежать. Бежать, только вперёд, со всех ног, потом думать, для начала километры…
Он остановился на мосту. По реке тянулась длинная баржа с песком, город сиял огнями, на берегу разворачивал праздник передвижной городок аттракционов. Мирный вечер, октябрьская страна. Круглов достал телефон и набрал номер Сомёнковой.
Набрал только для того, чтобы выяснить – номер недоступен.
Глава VII
Следы
Возле подоконника стоял Вовка Колесников, играл в ПСП, зевал, Круглов направился к нему.
– Здорово, Круглый, – кивнул Вовка. – Как дела? Что-то зелёный какой-то, с бланшем… Слушай, Круглый, ты себе новую пиэспишку прикупил уже?
– Нет, она к Новому году только будет.
– Мне братан из Японии через месяц привезёт, – сообщил Вовка. – Перепрошить сможешь? Там такие игры, мама дорогая…
– Попробую, – перебил Круглов. – Сделаю, не дрыгайся. Позови, пожалуйста, Сомён– кову.
– Кого?
– Сомёнкову.
– Ты что, Круглый, улиток объелся? – Вован постучал себя по лбу. – Никакой Сомёнковой в нашем классе нет.
– Как нет?
– Так, – Вован сплюнул. – Никакой Сомёнковой.
– И не было?!
Вован помотал головой.
– Как не было?
– Так. В нашей параллели вообще никакой Сомёнковой нет, я всех девчонок знаю. Есть Суслопарова, тебе Суслопарова не нужна? Хотя я, если честно, не рекомендую…
Но Круглов уже не слушал. Забарабанил звонок, и Круглов побежал на историю. Он не слушал про коллективизацию и индустриализацию, он думал. Про Сомёнкову.
С чего он, собственно, решил, что Сомёнкова учится в их школе? Она ведь ни о чём таком не говорила. Она сказала про Пушкину. Что он проучил Пушкину. Пушкину просила проучить Дегтярёва, Дегтярёва…
Дегтярёва уехала. У неё родители военные, их куда-то на Камчатку перекинули, с ней теперь не связаться никак.
Не найти. Только если на Камчатку слетать.
Сомёнкова… А если всё это сама Сомёнкова? Если никакой Любки нет? Аня сфотографировала девчонку с курсов и предъявила её ему. А он повёлся. А всё это она сама…
Зачем ей это надо? Если она…
Круглов начал грызть ручку. Почему она выбрала его? Кто она? Зачем всё это? И ещё десяток вопросов, один страшнее и неприятнее другого. Сомёнкова, что такое Сомёнкова?
Тут его посетила идея ещё более пугающая. А что, если Сомёнковой вообще нет?
Ну да, то есть вообще?
А что, если это игра сознания? Он, Круглов, взял и потихонечку спрыгнул с катушек, а потом не смог запрыгнуть обратно. Придумал Сомёнкову – что за стрёмная фамилия? Потом стал эту Сомёнкову видеть… А все эти безобразия – это он сам…
Чушь, подумал Витька. Всё-таки это полная чушь, настоящий роман, в жизни такого не бывает. Жаль, что проверить никак нельзя. Кажется, в «Солярисе» Кельвин нашёл хитроумный способ выяснить, свихнулся он или не свихнулся, или всё это по-настоящему происходит. Как-то с помощью спутника и математики. В математике Круглов был не силён, спутника никакого под рукой тоже не нашлось, так что, хорошенько поразмыслив, он решил считать себя условно вменяемым. До наступления особых обстоятельств.
Он с трудом досидел до последнего урока, на химический факультатив оставаться уже не стал, поспешил домой.
Отец должен был уже приехать. Находиться одному в пустом доме, залитом красной краской, обшарпанном и ставшем вдруг совершенно чужим, не хотелось. Круглов побродил немного по комнатам и отправился к себе. Затопил печку.
Всё-таки печка – хорошая штука, не зря он её сюда поставил, хотя отец и был против. Ладно…
Витька попробовал позвонить матери, которую отец после больницы отправил к бабушке. Не получилось. Попробовал по стационарному телефону. Мать добралась до места и теперь укладывала спать Федула, всё в порядке.
Звонок. На мобильный. Круглов подпрыгнул от неожиданности, подумал, что надо отказываться от телефона. А что? Раньше же как-то жили – и ничего, Гагарина в космос запустили. А сейчас…
Это был отец.
– Ты дома? – спросил он.
Голос у отца был напряжённый, возможно, испуганный, во всяком случае, чем-то явно озабоченный, Круглову показалось, что отец оглядывается. А в руке у него меч…
– Ты дома?! – повторил он уже раздражённо.
– Дома.
– Я здесь тоже… Тут, недалеко, возле поворота, у камня, ты знаешь. Я тут… Врезался.
– Куда? – перепугался Круглов.
– Так… В дерево. Тут мне помощь нужна. Ты спустись в гараж, возьми фонарь и приходи.
– Хорошо.
– Возьми ещё монтировку, – посоветовал отец. – Там она… В инструментах.
– Хорошо…
Монтировку парень брать не стал, пластиковый меч всяко лучше. По весу почти то же самое, зато длиннее и орудовать им сподручнее, раз… Отец учил. Четыре простых движения, чтобы вывести противника из равновесия… Отец учил, Круглов не учился, думал, что глупость несусветная. Кажется, надо бить в колено и в предплечье, не по корпусу, не по голове…
Разберёмся. Он спустился в гараж.
Отец, как и любой человек, мало разбирающийся в автомобилях, имел в гараже богатый ассортимент инструментов, приспособлений и аксессуаров, к ремонту автомобиля не имеющих никакого отношения. В том числе и фонарей.
Витька выбрал два фонаря поярче, повесил на плечи, на всякий случай прихватил ещё универсальную аптечку. Вышел на улицу.
Стояла ночь, холодная и сухая. В посёлке лаяли собаки, мороз искажал расстояние, отчего казалось, что собаки лают где-то совсем далеко, на луне, и уже оттуда лай падает на землю, приобретая по пути тоскливые зимние нотки.
Круглов натянул поглубже шапку, подул в кулаки. Перчатки надевать не стал – чтобы руки были свободными. До белого камня метров двести, не больше, совсем рядом, за поворотом. Дорога в общем-то нормальная, а сейчас, по заморозкам, и вообще отличная, на лужах, правда, скользко. И звучит громко, словно по барабану идёшь. Луна, опять же, светит, видно хорошо. Кусты только не нравятся, боярышник разросся вдоль по канавам, слишком уж близко…
