Слегка кошусь на него, а когда убеждаюсь, что он не смотрит, делаю рожицу. Тоже мне, самый спокойный человек в мире. Я ещё не забыла, как ты беднягу Нура чуть по стене не размазал.
Да и не волноваться не получится. Я ведь даже не знаю, что меня ждёт в этом дворце. Не знаю, что можно говорить его бабушке, а что нет. Куда смотреть, как стоять, какой вилкой есть устрицы или что они там едят?
— А твоя бабушка… — я мгновенно забываю, что хотела спросить, потому что уже в следующий момент перед нами открывается дверь в особняк, и дворецкий с серьёзным видом здоровается, отходит в сторону, пропуская нас внутрь. — Обалдеть… — вырывается у меня, но тут же захлопываю рот. Слово «обалдеть» подходит? Или так могут говорить только плебеи?
Беслан подталкивает меня вперёд, и ему приходится приложить для этого усилие. Потому что у меня ноги и руки занемели…
— Нравится? — слышу его голос над головой, но с ответом пока не нахожусь, а потому временно беру на вооружение скудный словарный запас Эллочки-людоедки*.
— Ого…
Слышу смешок, и щеки обдаёт жаром. Это что, он надо мной потешается тут? Гад такой.
— Я, между прочим, росла в обычной однушке, и с золотой посуды меня не кормили. Уж извините, — ворчу зло, и всё волшебство спадает.
Хотя, чего греха таить, особняк шикарный. Величественные колонны, статуи до потолка, стены, будто из золота. Старинные люстры и винтажная мебель. Рояль огромный, белый, с какой-то золотой гравировкой на крышке. С подозрением смотрю на Шаха. Интересно, он играл на этом рояле?
Представила картину, где маленький мальчик сидит на белом стульчике и пытается попадать по нужным клавишам. А рядом бабка с перекошенным от злости лицом, бьёт его длинной указкой по пальцам.
Бррр… Жуть какая.
— Пойдём, Тата, — повторяет твердо, нажимает на лопатки ладонью. Мы проходим длинный коридор, поднимаемся по лестнице вверх, выходим на открытую площадку. Здесь вокруг цветы в огромных горшках, даже пальмы. В центре большого балкона стоит полукруглый диван и стол к нему. Пожилая худая женщина восседает на диване и смотрит прямо на нас. Вернее, на меня. Глаза в глаза.
Несмотря на то, что на улице уже прохладно, особенно в этих краях, бабушка Шаха в одном чёрном платье. На голове чёрный платок, а в руке белая кофейная чашка. Спустя пару секунд, что показались мне вечностью, она ставит чашечку на блюдце, медленно и грациозно поднимается.
— Здравствуй, внук. Я рада тебя видеть, мой дорогой, — её голос напоминает голос молодой девушки. Верно же говорят, что может постареть тело и даже душа, а голос женщины не стареет. Хотя до этого я не слышала, чтобы у бабушек был такой мелодичный тембр.
Её лицо тоже красивое, и даже мелкие морщины его не портят. Ни грамма косметики, никаких подтяжек. Женщина голубой крови, не иначе. Одна осанка чего стоит. Словно лебедь, плывущий по воде. Что ж, теперь я понимаю, чьи гены сделали из Беслана такого мужчину.
— Здравствуй, бабушка, — он берёт женщину за руку, целует тыльную сторону ладони. Никаких семейных тёплых объятий, никаких радостных возгласов и слёз. Всё сдержанно, лаконично и тихо. Да, бабушка действительно необычная. — Это Тата, — представляет ей меня, а я напрягаюсь. Интересно, в качестве кого я здесь? — Моя женщина. Тата, это моя бабушка Хайят.
Чего? Чего он сказал?!
Оторопело смотрю на него и, похоже, удивлена не я одна. Бабушка Беслана тоже застыла, правда, никаких эмоций её лицо не выражает. Она просто смотрит. На меня. Долго, не моргая.
В какое-то мгновение прихожу в себя. Выпускаю воздух из лёгких. Может, ему так нужно? Вдруг бабушка ему поставила условие? Мол, женись, получишь наследство. Или… Или что? Почему он сказал, что я его женщина?
— Рада знакомству, Тата, — женщина произносит моё имя с лёгким акцентом и добавляет что-то на своём языке.
Беслан кивает ей в ответ, берёт меня за руку.
— Пойдём, пообедаем.
___________________________________
ГЛАВА 10
Она охуительно красива, когда стесняется. И когда волнуется тоже. Она, конечно, скрывает свой страх, делает вид, что ничего не происходит. Но главная изюминка этой девушки в том, что её глаза выдают истинные эмоции: от лёгкого испуга, когда Хайят смерила её своим пристальным взглядом, до абсолютного шока, когда вошла в столовую и увидела накрытый стол и прислугу. Да, бабушка любит делать всё красиво.
Правда, ожидала Хайят совсем не то, что получила. Беслан это понял, как только увидел в столовой Зару. А он уже и позабыл об этой девчонке.
Зара вскочила со стула, вытянулась струной, опустив глаза вниз. Примерная воспитанница госпожи Хайят.
— Добрый день, — всё же подняла взгляд на Беслана и быстро перевела его на бабушку. Та кивнула, и девушка снова села на стул.
— Беслан, ты помнишь Зару? Бедняжка осталась сиротой, и я взяла её к нам в надежде, что она станет членом нашей семьи, а в идеале — твоей невестой, — Хайят говорила не с ним. Эта речь предназначалась для Таты. Так бабушка обозначает границы, за которые не собирается впускать русскую девочку. Его девочку.
Он знал, что так будет, и Хайят его вовсе не удивила. Но стало неприятно. Возможно, тому виной растерянный взгляд Татки, что непроизвольно попятилась назад. Взял её за руку, потянул за собой.
Усадив её рядом с собой, налил стакан воды, и Тата тут же его опустошила. Неловко ей здесь, нехорошо. Но он знал, на что идёт. Придётся потерпеть.
Как только Хайят присела на отодвинутый стул, официанты засуетились вокруг стола, а Тата незаметно сжала его руку своими обеими и так застыла. Пришлось одарить её строгим взглядом, чтобы отцепилась и начала есть.
Обед прошёл в тишине, за исключением звяканья приборов о тарелки. Тата отпила из стакана воды, подняла глаза на бабушку и закашлялась. Резко вскочила.
— Извините, я… Мне срочно нужно выйти! — выпалила скороговоркой и бросилась к двери.
— Зара, покажи нашей гостье, где находится уборная, — Хайят, обычно ко всему равнодушная и спокойная, нервно смяла в руке салфетку и отбросила её на стол. Подождала, пока Зара выйдет, и повернулась к Шаху.
— Говори, бабушка.
— Скажи мне, мой дорогой внук, ты мне за что-то мстишь? Обиделся, что я сосватала тебя без твоего на то позволения? Объясни, в чём дело? Ты зачем привёл в дом эту девушку?
— С каких пор я должен объясняться, бабушка?
Она задержала дыхание, припечатала строгим взглядом.
— Я не говорю тебе отчитываться передо мной, каким способом и с кем ты успокаиваешь своё мужское начало. Мне это неинтересно. Я спрашиваю, почему именно её ты привёл в отчий дом? Туда, где будет жить твоя жена, где будут расти твои дети?
— А что с ней не так? По-твоему, она не может стать моей женой и матерью моих детей? Назови причину? — спросил лениво, хотя ответ слышать не хотел.
