Немецкие СМИ жестко и централизованно управлялись Министерством пропаганды и профильными отделами организаций-основателей. Что позволяло, дирижируя ими, проводить крупные пропагандистские кампании, фокусируя внимание общественности на тех событиях, которые представлялись актуальными руководству страны. И здесь нацисты опирались на проверенную временем аксиому – вынос сенсации в заголовок: «Купил утренние берлинские газеты. Кричащий заголовок на всю первую полосу «Германская Австрия спасена от хаоса». И невероятная история, созданная дьявольской, но богатой фантазией Геббельса, в которой описаны устроенные вчера красными разрушительные беспорядки на главных улицах Вены, драки, стрельба, грабежи. Полнейшая ложь. Но как люди в Германии узнают, что это ложь?» (75) Так пропаганда готовила немецкую общественность к предстоящему аншлюсу Австрии. Потом – к захвату Чехословакии: «Нацистские газеты полны истерических заголовков. Сплошная ложь. Вот некоторые примеры: "Чешские броневики давят женщин и детей" или "Кровавый режим – новые убийства немцев чехами"» (76).
Более сложная задача ставилась перед немецкими СМИ, когда потребовалось в один день, после подписания пакта Молотова – Риббентропа, сменить многолетнюю антисоветскую риторику на доброжелательный тон по отношению к восточному соседу. «Любо-дорого было созерцать на следующий день германскую прессу. Геббельсовская газета «Ангрифф», самая свирепая в преследовании «красных», писала: "Мир поставлен перед выдающимся фактом: два народа нашли общую позицию в международной политике, которая, основываясь на длительной, традиционной дружбе, обеспечит фундамент для всеобщего взаимопонимания!"» (77).
Всеобщее взаимопонимание привело к стремительному скатыванию к всемирной бойне. «Заголовок в «Фёлькишер беобахтер»: «Вся Польша в военной лихорадке! 1 500 000 мужчин призвано в армию! Непрерывная переброска войск к границе! Хаос в Верхней Силезии!» (78).
1 сентября 1939 года началась Вторая мировая война. По Льву Толстому – свершилось то, что противно человеческому разуму. Но не коллективному разуму СМИ, ведь плохая новость – лучшая основа для сенсации. «На улице появились экстренные выпуски газет. Их раздают мальчишки-газетчики. Вот заголовки: «Британский ультиматум отвергнут», «Англия объявляет себя в состоянии войны с Германией», «Сегодня фюрер отправляется на фронт». Типичный заголовок над официальным сообщением «Германский меморандум доказывает вину Англии» (79).
В заголовках германских газет чувствуется определенная отстраненность, высокомерное холодное спокойствие. Позже по поводу нараставшего Сопротивления французских партизан немецкая пресса сообщала: столько-то было уничтожено. «Глагол «уничтожать» говорит о ярости по отношению к противнику, который здесь все же рассматривается еще и как ненавистный враг, как личность. Но затем ежедневно стали писать: столько-то было «ликвидировано». «Ликвидировать», «ликвидный» – это язык коммерции, а будучи иностранным, это слово еще на какой-то градус холоднее и беспристрастнее, чем любые его немецкие аналоги» (80).
Но вскоре могильным холодом повеяло со страниц германских газет и в заметках, касавшихся непосредственно немцев. Следуя традиции, они были вынуждены публиковать извещения о гибели солдат под рубриками «В гордом трауре», «За фюрера, народ и Отечество», «Геройская смерть ради будущего Германии». После вторжения в СССР обилие подобных объявлений, занимавших целые страницы, даже вызывало тревогу у Геббельса: «Я предприму соответствующие меры к тому, чтобы сократить до терпимого уровня число траурных объявлений о павших солдатах» (81). Наверняка ему это удалось, но, уменьшив количество объявлений, нельзя воскресить убитых немцев, французов, русских. В этом самое страшное противоречие между виртуальной и настоящей реальностью. К сожалению, увлеченные своей профессиональной деятельностью журналисты и политтехнологи часто забывают об этой разнице.
Зимой 1945 года Третий рейх агонизировал. Журналист берлинской газеты «Ангрифф» после очередной бомбардировки, когда в редакции взрывной волной выбило все стекла, обнаружил на своей пишущей машинке оторванную по локоть руку английского пилота, в совершенно целом рукаве (82). Но я не думаю, что наряду с ужасом и отвращением шокированного журналиста посетила мысль о его персональной вине за царившие повсюду смерть и разрушение – всего лишь слово было вначале.
21. Пропаганда семейных ценностей
Как известно, воспитание человека начинается в семье. И сколь бы ни старалась государственная пропаганда приручить отдельного гражданина, влияние семьи на него, как правило, остается доминирующим. Соответственно, перед нацистами стояла задача заставить институт семьи действовать параллельно с режимом в воспитании нового человека. Благо, сама почвенническая идеология национал-социализма исповедовала возвращение к истокам, крестьянской общине, а значит, призывала к укреплению семейных ценностей. Более того, нацисты утверждали, что их оппоненты – коммунистическая и демократическая пресса, «еврейски ориентированные» литература, театр и кино – якобы вели активную борьбу против брака, семьи и деторождения. И в этих утверждениях имелась доля истины, если мы вспомним революционные (и провокационные) эксперименты в искусстве 1920-х годов (см. главу «Ранний этап. Пропаганда в «Майн Кампф»).
В СМИ, в пропагандистской литературе, в педагогических программах нацистской Германии красной линией проходила мысль о различии между арийской любовью (Liebe) и еврейской сексуальностью (Sexualitat). Хотя при этом наличие эротических мотивов вовсе не исключалось: в том же журнале СС «Черный корпус» достаточно активно печатались фотографии, изображающие обнаженных арийских амазонок. Геббельс, намекая на номер статьи уголовного кодекса, карающего за мужеложство, отмечал: «Немного эротики надо оставить, не то у нас все станут 175-ми» (1).
Более того, в своей прессе Геббельс высмеивал консерваторов, считавших, что женщина обязана заниматься исключительно детьми, должна избегать современных увлечений, интересоваться модой. Истоки «демократизма» министра пропаганды можно усмотреть еще в тех временах Веймарской республики, когда нацистская партия была вынуждена бороться за голоса избирателей, в том числе и немок. «Фюрер развивает совсем новые мысли о нашем отношении к женщине. Для предстоящих выборов это весьма важно. Мужчина – организатор жизни, женщина – его помощник и исполнительный орган (? – К.К.). Эта точка зрения современна и поднимает нас высоко над сентиментализмом немецких народников» (29.03.1932). Вопрос популярности любого режима во многом определяется мнением женщин, и социальная политика гитлеровцев это тщательно учитывала.
Сразу после прихода к власти нацисты предприняли ряд мер, которые можно истолковать двояко. С одной точки зрения – воскрешение института семьи путем поощрения домохозяек, другой – давление на женщин, чтобы они освобождали рабочие места, уступая их мужчинам. Уже в июне 1933 года правительство стало выдавать молодоженам беспроцентные займы в размере 1000 марок. С 3 ноября 1937 года эта ссуда выделялась в форме купонов, по которым различные фирмы выдавали мебель и домашнюю утварь (2).
Одним из условий получения ссуды являлся уход невесты с постоянного места работы. Обеспечивалась финансовая поддержка молодых семей (т. н. «детские деньги» – пособие на каждого новорожденного). Государство поощряло ранние браки, каковыми считались браки, заключенные в возрасте 24–26 лет. На предприятиях юноши и мужчины, вступившие в брак, стали получать более высокую зарплату, нежели их холостые коллеги.
