Партийная пропаганда в гуще масс стала делом маленьких, практически безымянных агитаторов. У нее имелось намного больше свободы, чем у официальной, государственной, чьи заявления находились в центре внимания. За упрощением следовало сверхупрощение. И здесь на сцене появляется обычный агитатор, человек, который мог вещать все, что ему вздумается, потому что никто не стал бы проверять его болтовню на правдивость. В маленьких городках и деревнях они говорили, что Гитлер – новый мессия, что германская раса призвана повелевать другими народами, что фюрер готов использовать свое секретное чудо-оружие. Под конец войны партийная пропаганда оказалась едва ли не самым эффективным оружием устной пропаганды, недооцененным по достоинству современными исследователями.
Отдельной формой работы агитаторов на местах были т. н. утренники. С началом войны утренники стали самостоятельной формой публичных мероприятий нацистов, они проводились регулярно и должны были мобилизовать готовность к борьбе, самопожертвование, веру, чувство долга, верность, храбрость, мужество. После вступительного слова партийного лидера следовали выступления поэтов, звучала музыка Генделя, Баха, Бетховена. Особенно ценилось хорошо скомпонованное действо: к примеру, в завершающей стадии праздника совершалась торжественная передача «короны урожая» высокому партийному начальству, награждение Почетным крестом в День матери, выдача партийных значков принятым в партию (42).
Большой успех имела также организованная Геббельсом пропагандистская кампания «Фронт обращается к тылу». В ее рамках Министерство пропаганды организовывало выступления фронтовиков перед рабочими и др. аудиториями. Например, в Кёльне 9 января 1943 года 36 фронтовиков (12 унтеров и 24 офицера, из них 6 кавалеров Рыцарского креста) выступили на 500 (!) собраниях. Эти выступления производили на публику значительно более сильное впечатление, чем жесткая и однозначная пропагандистская линия в СМИ (43).
Когда зимой 1942/43 года в результате яростного сопротивления советских войск тщательно выстроенное здание нацистской пропаганды начало давать первые трещины, в Министерство пропаганды зачастил руководитель партийной канцелярии Мартин Борман. Он вел долгие разговоры с Геббельсом с глазу на глаз и настойчиво требовал от специалистов министерства повысить уровень партийной пропаганды, обязать пропагандистов как можно больше беседовать с людьми в поездках по стране, вести себя напористо, обещать что угодно, а главное – скорую победу.
И подобная настойчивая работа шла до последних дней войны. За месяц до своей смерти Геббельс указывает в дневнике: «30 марта. (1945 г.) Я направляю на Запад около 30 лучших партийных агитаторов с задачей содействия приведению в надлежащий порядок морального духа войск и населения. Мы опять учимся работать методом импровизаций. Чтобы теперь добиться успеха, нужно снова разговаривать с каждым человеком» (44).
«Агитатор должен быть в то же время психологом – хотя бы этот агитатор был всего лишь демагогом» (45), – считал главный оратор Третьего рейха Адольф Гитлер. Более утонченно аналогичную мысль развивал и Геббельс: «Политическая пропаганда в принципе действенна и революционна. Она нацелена на широкие массы. Она говорит народным языком, поскольку хочет, чтобы народ ее понял. Ее задача – высочайшее творческое искусство выражения сложных событий и фактов достаточно простым языком, чтобы их мог понять человек с улицы» (46).
Речь агитатора будет убедительной, когда выполнены два условия:
1) уровень культуры, профессионализм оратора достаточно высок (во всяком случае, не ниже, чем у слушателей);
2) оратор хорошо подготовлен к выступлению. Чтобы найти слова, аргументы, которые за это время «дойдут» до слушателей, нужно проделать огромную аналитическую работу, отобрать самое главное, выстроить доводы в убедительную цепочку, продумать психологические нюансы (47).
Кроме того, «автору сценария» нужно тонко чувствовать и понимать, какое именно значение может придать словесному символу предполагаемая аудитория. А также научиться использовать не только звук, текст, жестикуляцию, но и такой фактор, как тишина. На мышление, сознание и подсознание действует именно чередование звука и тишины.
Для предотвращения возможности зарождения собственных групп элиты (интеллигенции) в массе управляемых, ее нужно полностью лишить тишины – помните круглосуточную музыку популярных групп на Майдане во время «оранжевой» революции и бесконечные речевки? На современном Западе возникло явление, которое получило название «демократия шума». Создано такое звуковое оформление окружающего пространства, что средний человек практически не имеет промежутков тишины, чтобы сосредоточиться и додумать до конца связную мысль. Постоянный фон – важное условие беззащитности против манипуляции сознанием. И хорошо, если это просто музыка, создающая праздничное настроение в супермаркетах. Здесь всего лишь страдает ваш кошелек. Элита, напротив, очень высоко ценит тишину и имеет экономические возможности организовать свою жизнь вне «демократии шума» (48).
Плюс бесконечные повторения. В разговорах с партийными пропагандистами Геббельс ссылался на опыт католической церкви: «Никто из прихожан не скажет: «Святой отец, вы это уже говорили в прошлое воскресенье». Дело обстоит как раз наоборот: люди идут в церковь и изо дня в день слушают одни и те же проповеди. Мало того, они слушают их с терпением и вниманием. То, что годится для церкви, годится и для пропаганды» (49).
Ну, и радость слияния народа со своими лидерами в рамках общих забот. Шесть раз в год в Германии проводились общенациональные праздники – т. н. «дни горшочка с мясом», во время которых раздавались бесплатные обеды. Нацистские лидеры, используя данные мероприятия в пропагандистских целях, часто усаживались за расставленные на улицах столы и принимали пищу вместе с рядовыми гражданами. Публике всегда импонирует, когда добившийся успеха человек не отрывается от простых людей, а участвует в общественном труде и живет их заботами. Когда, согласно требованию нацистской партии, почти все германские семьи в едином «патриотическом» порыве перешли на похлебку по воскресеньям, дабы обеспечить Германии «пушки вместо масла», у рейхсканцлера Германии тоже начали к обеду ставить на стол лишь одну супницу. Фюрер, так сказать, делил тяготы с народом. Но, конечно, все это являлось чистой воды пропагандой. И тот же Гитлер на всех народных гуляниях пил (в целях безопасности и трезвости) пиво, сваренное эксклюзивно для него.
А накануне крушения режима фанфаронство потерявших всякое представление о действительности нацистских бонз приняло прямо-таки гротескные формы. И министр пропаганды агонизировавшего Третьего рейха флегматично записывает: «Как сообщает «Иоахимсталер цайтунг», Геринг застрелил зубра и передал его в распоряжение беженцев. Это сообщение полно психологических просчетов» (50).
Но вопрос не в просчетах, а в пропасти между страдающими простыми людьми и сильными мира сего. Впрочем, этот оборонительный ров существовал всегда. Для его надежной охраны служила и будет служить пропаганда.
12. Пропаганда ХХ века
Когда мы рассуждаем о достижениях нацистской пропаганды, описываем ее изощренность и умение использовать обстоятельства, мы должны понимать, что ее основные достижения все же находятся в умении приспособить технические достижения своего века к своим нуждам. Великие ораторы и красочные плакаты использовались в психологической борьбе и раньше, но только ХХ век своими техническими прорывами обеспечил абсолютно новые формы пропаганды, в которых национал-социалисты стали пионерами, незаурядными исследователями, а многие их креативные находки до сих пор вызывают изумление, а порою и ужас. Не будем забывать, что речь все-таки идет о величайших военных преступниках.
