Миссис Норидж вспомнила, как кошка исчезла неизвестно куда, спасаясь от нее бегством. «Неизвестно куда? Да вы лжец, полковник Стюарт! Поразительный лжец!»
Что же получается – у нее нет ни одного союзника в этом доме? Сестры Эббервиль окружены паутиной злокозненных замыслов?
Миссис Норидж взволновалась. Она торопливо спустилась вниз и свернула налево, к комнате старшей сестры, совершенно позабыв о том, что все собрались в гостиной. Ее переполняли негодование и гнев.
Отплатить предательством за доброту хозяек! Теперь ясно, отчего кошка казалась неуловимой. Попробуй поймай зверя, которого укрывает у себя то один, то другой! А каков мистер Деррик с его великолепной актерской игрой? Сколько раз он сшибал вазы, чтобы испугать кошку и дать ей возможность удрать!
– Вам место на сцене, – пробормотала негодующая гувернантка, остановившись возле двери в спальню Эстер. – Миссис Эббервиль, вы здесь?
На стук выглянула заплаканная камеристка.
– Миссис Эббервиль не возвращалась. Нет ли новостей о состоянии нашей мисс Флоренс?
– Доктор сказал, что ей не хуже, – начала гувернантка. – Мне кажется, это уже хорошая новость…
И осеклась.
В приоткрытую дверь была видна комната в розово-голубых тонах. Возле просторной кровати под балдахином стояло высокое кресло в стиле ампир. На него был небрежно брошен батистовый пеньюар с пышным взбитым кружевом.
А перед креслом…
Миссис Норидж не поверила своим глазам. Она отодвинула изумленную камеристку и вошла, не слушая ее возражений.
Перед креслом, больше похожим на трон, стояла лежанка для кошки. Гувернантка столько раз видела этот предмет в домах своих нанимателей, что ошибиться не могла. Но она все же подошла, присела на корточки и сняла с края лежанки несколько шерстинок.
Точно таких же, которые нашел на подоконнике Реджинальд Кларк.
– Что вы себе позволяете? – в речи растерявшейся камеристки прорезался французский акцент. – Миссис Эббервиль будет очень рассержена!
«О да! – мысленно ответила гувернантка. – Только не миссис Эббервиль, а мисс Эббервиль! Вот кто действительно будет рассержен, когда узнает правду. Интересно, как давно вокруг нее плетется сестрой эта тонкая, но прочная паутина зла и обмана?»
Миссис Норидж подбежала к комнате Флоренс, постучала и, когда изнутри ответили, распахнула дверь.
– Я должна немедленно сообщить вам нечто важное…
Приходится признать, что эта звучная фраза получила сомнительное завершение. Впервые в своей жизни миссис Норидж крякнула. И хотя это был выразительный, на редкость богатый и емкий звук, вобравший в себя все изумление, которое она испытывала в эту секунду, безусловно, даме ее положения не подобало его издавать.
Впрочем, ни доктор, ни пациентка не обратили на это внимания.
– Ах, миссис Норидж, это вы, – с облегчением сказала Флоренс. – Я до смерти перепугалась. Думала, к нам пожаловала Эстер. Прошу вас, заприте дверь! Страшно представить, что случится, если она увидит Белль.
Белль, лежавшая на груди мисс Эббервиль, посмотрела на гостью и зевнула, широко раскрыв розовую пасть в черных пятнах.
– Поразительно спокойная кошка, – заметил доктор. – Даже не дернулась.
– О, я ведь говорила вам: Белль – редкая умница!
Гордость в голосе Флоренс вызвала в памяти слова миссис Норидж, сказанные другой женщиной с точно такой же интонацией.
«Умница моя! Золотая девочка!»
Перед ее мысленным взором развернулась картина: кухня, Эйрин О’Коннел режет вареные яйца… побулькивает в сотейнике соус, кошка выглядывает из-под стола. «Дайте сюда опята», – требует кухарка.
– Опята, – повторила вслух миссис Норидж.
– Простите, дорогая?
Гувернантка оторвала взгляд от кошки и уставилась на доктора.
– Бог ты мой, опята!
И презрев все правила приличия, миссис Норидж расхохоталась.
Лицо Макбрайда выразило опасение, что этой ночью, помимо тихой пациентки, судьба вот-вот пошлет ему и вторую, буйную.
– Вы хотите грибов? В такое время? Не рекомендую.
Флоренс тоже встревожилась.
– Что с вами, миссис Норидж? Прошу вас, присядьте! Все ли у вас в порядке?
– О да! – весело отвечала гувернантка. – А главное – все в порядке и у вас, мисс Эббервиль. Доктор Макбрайд, помните, вы сказали, что ни фаршированные рябчики, которыми угощались все, ни мадера, которую пила мисс Флоренс, не могли привести к ее болезни?
– Если только в мадеру не было что-то подсыпано.
Флоренс недоверчиво взглянула на него.
– Что вы такое говорите! Это невозможно!
– Готова поставить все, что имею: в бутылке самое обычное вино, – успокоила ее гувернантка. – Доктор Макбрайд, вы правы. Ни рябчики, ни вино сами по себе не могли вызвать отравление. Они подействовали, когда их объединили.
Доктор нахмурился.
– Не понимаю. Это какая-то ерунда.
– Ах нет же! Ерунда – это опята весной! Мисс Эббервиль, вам нужно запретить кухарке приносить домой грибы. Она в них не разбирается. Опята весной – это же нонсенс! Кухарка сорвала грибы, очень похожие на опята, и добавила их к фаршу для аромата. Но это не они.
Скептицизм на лице доктора сменился интересом.
– Вы их видели?
– О да. И если бы не была так занята мыслями о кошке, конечно, не позволила бы использовать в ее стряпне.
– Только не говорите, что Эйрин отравила меня грибами! – взмолилась Флоренс.
– Ни в коем случае! Простите, мисс Эббервиль, но вы сами отравили себя, когда запили грибы мадерой. Кухарка принесла из леса навозник мерцающий… Он действительно напоминает опенок, особенно такой ранний. Сам по себе этот гриб съедобен. Но в сочетании с любым веществом, содержащим спирт, вызывает отравление.
Брови Флоренс полезли на лоб.
– Как вы сказали? Эта безумная женщина накормила нас… навозником?!
Она запрокинула голову и расхохоталась.
– Бог ты мой, – сквозь слезы выговорила она. – А я-то полагала, что знаю, чего от нее ожидать! Достойная кара за самонадеянность. Навозник, вы только подумайте!
– Не вижу ничего смешного, – проворчал Макбрайд. – Вам следует уволить ее. Одно хорошо: если миссис Норидж права и причина только в этом, завтра вы будете на ногах. Будем надеяться, что…
Его прервал сильный стук в дверь и обеспокоенный голос Эстер, спрашивающий, что случилось.
– Откройте! Что у вас происходит? Фло, милая, тебе плохо? Где доктор? Доктор Макбрайд!
– Ох, она увидит Белль! – всполошилась Флоренс. – Миссис Норидж, не вздумайте открыть! Белль, живо под кровать.
