Но главное – руки! Запястья Гэвина Фейна были прочно скованы огромными, устрашающими на вид наручниками.
Миллисент сделала знак, чтобы гувернантка не выдавала своего присутствия. Она поставила новую лампу, забрала старую, и обе женщины так же молча поднялись наверх под яростное мычание прикованного мистера Фейна.
Два скрипучих оборота ключа в замке верхней двери – и Миллисент повернула к миссис Норидж бледное лицо.
– Что ж, вы показали мне то, что собирались, – сказала та, сохраняя свое неизменное хладнокровие. – Теперь, если не возражаете, давайте поищем, где у хозяев хранится молоко.
Миллисент слабо улыбнулась.
– Кое-что не меняется, да, миссис Норидж? Пожалуйста, согрейте и мне молока. Как в детстве.
Когда молодая женщина села напротив, гувернантка поставила перед ней чашку.
– А теперь расскажите все с самого начала, моя дорогая. Вряд ли ваш супруг по доброй воле залез в каменный мешок.
Миллисент помолчала, собираясь с мыслями.
– Несколько дней назад произошло кое-что странное, – сказала она наконец. – Я собиралась выйти утром на прогулку, но у двери вспомнила, что забыла перчатки. Мне не хотелось звать горничную – она двигается медленнее черепахи, и я поднялась наверх сама. Гэвин стоял возле распахнутой шкатулки с драгоценностями и рылся в них. Он рылся в моих украшениях. Я так растерялась… Но он мне все объяснил!
– В самом деле? И как же?
– Он сказал, что хотел купить мне в подарок браслет, однако боялся, что у меня уже есть такой, и решил проверить. Это звучало убедительно. Правда, мне показалось, что в первую секунду, когда я вошла, на лице его проступило замешательство. Но я сказала себе, что любой почувствует себя неловко, если его застанут копающимся в чужих вещах. В конце концов мне пришлось просить у него прощения за то, что я испортила сюрприз, который он собирался мне преподнести. Ох, не могу поверить, что я была так глупа!
Миллисент вытерла слезы.
– Это не первая странность, были и раньше. Но их мне не удастся описать, до того они были мелки и незаметны. Случайная фраза, сказанная как будто чужим человеком, а не тем, которого я знала… Взгляд, брошенный вслед другой женщине… Не подумайте, что дело в ревности! Но вместо моего Гэвина как будто возникал кто-то чужой. С иной манерой говорить и смотреть. Вы понимаете, что я хочу сказать?
– Продолжайте, моя дорогая.
– Когда я расспрашивала его о делах, которыми он занимается, он всегда давал уклончивый ответ. Поначалу я решила, что он считает меня недостаточно умной. Но потом мне стало казаться, что…
– …что здесь что-то нечисто?
– Да! Я пыталась добиться ответа от матери – думала, уж она-то мне точно подскажет. Но мама, казалось, и сама толком ничего не поняла… После смерти отца у нее иногда бывают приступы рассеянности. Я отступилась и постаралась забыть об этом. Но сегодня…
Голос ее дрогнул. Миллисент прижала ладонь к губам. Наконец, справившись с волнением, она продолжала:
– Сегодня утром тетушка и дядя уехали. Я проводила их, а когда вернулась, Гэвин уже отдавал распоряжения прислуге. Он командовал с таким уверенным видом, что они подчинились. Я растерялась, миссис Норидж! Мне казалось, дядя не позволил бы никому из слуг уходить из дома. Но когда я пыталась сказать мужу, что не стоит этого делать, он накричал на меня. Впервые я видела его таким! Мне стало так тяжело, что я убежала и плакала в своей комнате. Подумайте только – он отправил восвояси даже служанку, которую приставили ко мне дядя с тетей на то время, что я гощу у них. Но вскоре Гэвин зашел ко мне и сказал как ни в чем не бывало, что нам пора на службу в церковь. Прежде я не замечала за ним особой набожности. На обратном пути Гэвин был очень мил, болтал со мной, словно ничего не случилось, и, казалось, хотел загладить вину. Он как будто сожалел о своей резкости – так я решила. Что еще я должна была думать, миссис Норидж! Он называл меня своей маленькой лакомкой, обещал накормить всеми пирожными Франции, когда мы окажемся в Париже, а затем предложил подняться на террасу… «Хочу увидеть тебя среди цветов, дорогая! Ты – моя самая прекрасная роза!»
Миллисент отпила молока и вытерла губы таким детским жестом, что миссис Норидж вновь увидела ее такой, как десять лет назад.
– Я ведь говорила вам, что тетушка разбила на крыше крошечный садик? Она строго-настрого запретила нам подходить к балюстраде. Когда мы оказались наверху, Гэвин без конца смешил меня, болтал милые глупости… Он обнял меня за талию и принялся танцевать, кружиться… Мы приближались все ближе и ближе к ограждению – и вдруг он толкнул меня. Он толкнул меня, миссис Норидж, так сильно, что я не удержалась на ногах! – Миллисент побледнела при одном воспоминании об этом, только глаза ее лихорадочно блестели в полумраке кухни. – Ох, миссис Норидж! Никакими словами не выразить мой ужас! Я налетела на балюстраду, и несколько балясин обрушились, но сама она, по счастью, удержалась. Ни одной живой души не было на улице, иначе люди подняли бы крик. Обломки полетели вниз и разбились вдребезги. Я замерла, едва удерживая равновесие… Перила оказались под моей спиной. Гэвин приблизился… Мне никогда не забыть его лица, миссис Норидж! Он выглядел таким злым! И он сказал… – Миллисент замотала головой. – Ох, нет, я не могу это повторить. А потом он навис надо мной, толкнул меня еще раз, сдвигая к краю террасы, словно я была какой-то куклой… Я нащупала камень под рукой – и ударила его. Не могу объяснить, как это вышло. Словно кто-то другой руководил мною. Понимаете, миссис Норидж, его слова поразили меня больше, чем то, что он делал…
– Выпейте еще, Миллисент. – С мягкой настойчивостью гувернантка придвинула молодой женщине кружку. – После того как вы нанесли удар, ваш муж потерял сознание?
– Да. Гэвин упал и больше не двигался. Сначала я решила, что убила его… Потом увидела, что он дышит, и вознесла хвалу Господу! Но я не знала, что предпринять… Мне было страшно, что он вот-вот очнется и вновь кинется на меня, и тогда я уже не смогу себя защитить. Вот поэтому я стащила его в подвал, нашла ключ и приковала Гэвина к стене. А затем я пошла к вам. Что мне делать, миссис Норидж?
Гувернантка поразмыслила.
– Для начала давайте выпустим вашего мужа из подвала. Полагаю, на нас двоих он напасть не осмелится. Скорее, сочинит какую-нибудь изобретательную ложь.
* * *
Услышав шаги, мужчина в подвале вновь замычал. Миллисент сдернула повязку с его глаз и вытащила кляп. Она подступила к нему с ключом от наручников, но миссис Норидж сделала знак, и Миллисент остановилась.
Гувернантка наклонилась над пленником.
– Мистер Фейн, я надеюсь, вы будете вести себя прилично, когда вас освободят.
Гэвин оскалился.
– О да, я буду вести себя прилично! Я отправлюсь в полицию, и эту дрянь через час схватят за покушение на убийство мужа! – Он мотнул головой в сторону жены. – А тебя, старая сука, привлекут за пособничество, если ты сию же минуту не снимешь с меня эти чертовы железки! Давай, пошевеливайся.
