Дороти Коупленд за десять лет стала одной из самых примечательных фигур на ежегодном благотворительном базаре леди Уивер, и произошло это благодаря рукоделию. К каждому базару миссис Коупленд своими руками шила целую стопку одеял. Предполагалось, что счастливые обладатели будут класть их младенцам в люльки и одаривать ими крестников.
Джун и Айрис замялись, подбирая слова, которые наиболее точно отражали бы их отношение к произведениям миссис Коупленд.
– Это невообразимо уродливые одеяла! – сказала, наконец, мисс Пасифайр.
– Хуже быть не может, – признала мисс Даблиш.
Если бы проводился конкурс на самые безобразные постельные принадлежности, соперники миссис Коупленд были бы посрамлены. Не нашлось бы одеял, раскроенных и сшитых так же криво. Кое-кто говорил, что они годятся разве что на подстилку в собачью конуру, однако любой уважающий себя сторожевой пес нашел бы, что возразить на это.
В том, что касалось цвета, Дороти предпочитала смелые решения. Она бестрепетно пришивала к зеленому одеялу оборки того оттенка, который приземленные, чуждые прекрасному люди именуют поросячьим. Если в качестве основы выбиралась коричневая материя, она непременно украшалась кроваво-красной лентой.
Приходится с грустью признать, что на благотворительных базарах творения миссис Коупленд не пользовались успехом. После окончания торговли она раздавала непроданные одеяла знакомым, зорко следя, чтобы ее подарки использовались по назначению. Правда, и такой доброй душе, как Дороти, приходилось встречаться с непониманием и черствостью. Так, например, Дэбби Рид, нянька Сильверстоунов, наотрез отказалась укрывать доверенного ей малютку подаренным одеяльцем. С грубостью, свойственной всем Ридам, она заявила, что если уж не жалеют ее, то пусть пожалеют младенца. «У него глаза сварятся от одного взгляда на эдакую дрянь!» – объявила Дэбби, и устрашенная этим предсказанием молодая мать приказала отдать подарок на конюшню. Этот поступок послужил причиной серьезного охлаждения между миссис Коупленд и миссис Сильверстоун.
И вот эти самые одеяла пропали! В целом городе не нашлось бы семьи, которая согласилась бы принять их даже бесплатно, – и вдруг исчезли все до одного.
– Бедная Дороти сложила их в корзину, чтобы взять на благотворительный базар, и оставила возле входной двери. – Мисс Даблиш вытерла слезы, выступившие от смеха. – Ох, грешно смеяться над ее огорчением, но как вспомню…
Она снова захихикала.
Мисс Пасифайр укоризненно взглянула на подругу.
– До открытия ярмарки оставалось несколько часов. Дороти отлучалась по делам, вернулась – а корзинки нет. Доктор Хэддок уверяет, что их стащила сама устроительница, чтобы они не отпугивали возможных покупателей. Такой насмешник!
– Их мог взять кто-то из ее домашних? – предположила миссис Норидж.
– Бог с вами, дорогая! Дома оставались только племянники Гилберт и Ховард. Они, конечно, известные шалопаи, но не сыграли бы такую шутку с любимой тетушкой.
– Дороти дала им приют после смерти своего брата, их отца, – пояснила мисс Даблиш. – Их мать умерла вторыми родами, а отец погиб три года назад.
– Сколько им лет?
– Гилберту семнадцать, Ховард на год старше. Конечно, Дороти приходится с ними непросто…
– В таком возрасте странно было бы ожидать от них рассудительного поведения, – возразила мисс Пасифайр. – Я слышала, время от времени они сбегают кутить в Росдейл и просаживают там все деньги, что выдает им тетка… Но по мне, так лучше пусть безобразничают в Росдейле, чем здесь. Определенно, одеяла стащил бродяга.
– А корзина? – спросила миссис Норидж.
– Простите, дорогая, что – корзина?
– Корзина осталась у двери, не так ли?
Мисс Даблиш и мисс Пасифайр переглянулись.
– Да… – неуверенно согласилась Джун. – Корзина действительно осталась.
– В таком случае, это не мог быть бродяга. Разве стал бы он вынимать содержимое из корзины? Нет, он стащил бы все вместе.
Мисс Пасифайр вынуждена была признать ее правоту. Но обсуждать бродяг ей не хотелось, и она постаралась перевести разговор на другую тему.
– Простите, но что со слугами? – перебила ее гувернантка. – Известно ли, кто из слуг Дороти Коупленд был в доме, когда пропали одеяла?
Если мисс Пасифайр и подумала, что их приятельница проявляет необъяснимый интерес к этому ничем не примечательному случаю, она не выдала своих мыслей.
– Между нами говоря, Дороти своеобразно управляется с прислугой, – доверительно шепнула Джун. – Когда она дома, ее строгости нет предела. Она шпыняет и гоняет бедняг, но, кажется, половина ее распоряжений продиктована чистой воды капризом.
Айрис выразилась резче, заявив, что это не капризы, а блажь.
– Горничные в ее доме меняются быстрее, чем журналы мод на столике в ателье миссис Тоби. К тому же Дороти скуповата, и ей приходится подолгу искать прислугу. В прошлом году она рассчитала одну за другой трех кухарок, прежде чем нашла ту, которая ее устраивала, и эта четвертая, не выдержав даже пары месяцев, ушла сама, бранясь на чем свет стоит.
– Ответ на ваш вопрос, Эмма, – подхватила Джун, – будет таким: стоило Дороти уйти, как слуги разбежались кто куда. Не удивлюсь, если они позволяют себе спать днем. Чем громче Дороти приказывает начищать серебро, тем темнее ее ложечки, если вы понимаете, о чем я.
Миссис Норидж замедлила шаг. Между ее бровей пролегла глубокая складка.
– Кто-то из новых слуг мог унести содержимое корзины, – предположила она, – а остальные выгородили вора.
– Маловероятно, – протянула Джун.
Айрис была решительнее.
– Исключено, – сказала она. – Ведь Дороти устроила целое расследование. Всем слугам пришлось доказывать, что у них не было возможности стянуть злосчастные одеяла. Хуже всего пришлось садовнику. Шепард – лодырь, но свое дело знает. В тот день он занемог и отлеживался в своей лачуге, а Дороти решила, что Шепард напился до положения риз, и распекала его до следующего дня.
Некоторый опыт общения с садовниками заставлял миссис Норидж склоняться к версии Дороти Коупленд, но она придержала эту мысль при себе и лишь спросила рассеянно, отчего только до следующего дня. У нее сложилось впечатление, что миссис Коупленд не из тех людей, которые способны ограничить длительность нотаций жалкими двадцатью четырьмя часами.
– Потому что на следующий день мальчики преподнесли тетушке сюрприз, и она всех простила!
В голосе Джун Даблиш звучала радость от того, как славно все закончилось.
– Дамасская роза! – с придыханием выговорила Айрис. – Ах, она восхитительна!
– Прелестна, поистине прелестна!
– Племянники сорвали для миссис Коупленд розу? – удивилась гувернантка.
– Ах, нет же! Они посадили во дворе пышный розовый куст, пока она спала. Дороти сказала, что у нее сердце наполнилось теплом, когда она увидела цветы, и на нее снизошло озарение: она решила, что обязана дать Шепарду еще один шанс. Дороти, выражаясь ее же словами, решила облечься, как избранники Божии, в милосердие, благость, смиренномудрие, кротость и долготерпение.
