– Это потрясающе! – восхитилась Иона, кружась на месте. От трения ее кед о мраморный пол по залу разнесся короткий писк. В этой части замка она еще не была.
– Да, такого даже во дворце королевы нет. – Ларалайн все с тем же горделивым выражением лица расхаживала по залу, обращая особое внимание на картины.
Тревис просто ахал и охал с немного глупым, но радостным выражением лица.
– Жарко тут, – сказал он, распахивая воротник рубашки, надетой под свитер.
– Конечно, нарядился, блин, – брякнул Кален.
Лишь Санни не разделял чувства общего восхищения. Он пребывал в прострации. Находиться в замке Ариана для него было мучением. Все равно что добровольно войти в клетку, зная, что следующей остановкой будет разделочный стол.
– Ты уже бывал здесь? – спросил его Кален.
– Я здесь жил. Таких входов четыре, от каждого королевства равновесия, и потолки каждого украшены орнаментами определенного королевства. Здесь мы видим символ королевства радости – четвертинку солнца. В королевстве мудрости, к примеру, четвертинка луны. В королевстве храбрости – четвертинка скалы.
– А в королевстве любви? – спросил Тревис.
Повисло молчание. Санни напрягся.
– Тебе не идет это, – заметил Кален.
– Что?
– Хмуриться. – Он не собирался улыбаться, но улыбка вырвалась сама.
Юноша пожал плечами.
– А откуда ты знаешь Ариана? – спросил Кален без задней мысли.
– Тебе-то какое дело? – огрызнулся Санни.
– Итак, детишки. – Ариан хлопнул в ладоши и принялся потирать руки, приближаясь к остальным. – Налюбовались прихожей? Тогда идем дальше.
– Прихожей? – уточнил Тревис.
– Детишки? – возмутилась Ларалайн.
– Мы будем есть? – спросил Кален.
Все посмотрели на него как на нежеланное чудо. Только Ларалайн уставилась на паренька как на идиота.
– Неприлично спрашивать о еде, – подметила она.
– Неприлично огрызаться направо-налево, – вскинулся Кален.
– Неприлично задерживать всех остальных своим идиотством.
– Именно этим ты сейчас занимаешься, дылда.
Ларалайн застыла. Их разделял метр, но Кален чувствовал себя маленьким рядом с ней и чуть не растерял весь пыл. Чтобы придать себе уверенности, он широко улыбнулся и повторил:
– Дылда.
По всему залу разнесся звук шлепка. Лишь спустя мгновение все поняли: это была пощечина.
Левая щека Хоулмза горела огнем. Казалось, кожа вот-вот лопнет. На глазах выступили слезы боли, но с ними смешались и слезы… позора, поражения? Неужели ему стало стыдно перед всеми за то, что ему прилюдно дали пощечину?
– Держу пари: если бы это сделала не я, то обязательно сделал бы кто-то другой.
Ладонь Даффи покраснела от удара. В ее глазах больше не было злости. Только никому не понятная грусть.
Сначала Кален потерял дар речи. Все его насмешливые слова и оскорбления исчезли. Он стоял со слезами на глазах и с той же застывшей на лице усмешкой, а внутри разгоралось позорное желание дать сдачи.
– В следующий раз, когда решишь поиздеваться над человеком из-за того, что ему дано с рождения, хорошенько подумай.
Ларалайн демонстративно развернулась и двинулась уверенной походкой впереди всех, будто была здесь хозяйкой.
Кален не мог сдвинуться с места. Из-за слез он ничего не видел, но не мог позволить себе их смахнуть. Ариан, как и Санни с Ионой, прошли мимо и остановились возле дверей.
– Держи, – прошептал Тревис, протягивая пачку салфеток. – Они охлаждающие…
– Заткнись, – эти слова стоили Калену силы воли и боли, раздиравшей его горло.
Он не успел отвернуться, когда слеза скатилась по щеке, и Тревис ее увидел. Он хотел положить руку ему на плечо, но Кален отскочил с яростным:
– Отвали!
Никто не произнес ни слова. Хоулмз смотрел на них через пелену слез и не мог представить, как дальше будет с ними жить. Одним резким движением Ларалайн разрушила его образ в глазах остальных. Она разрушила самого Калена. Теперь он не сможет разбрасываться своими колкими замечаниями. И все знают, какой он на самом деле.
Плакса и трус. Последнее он доказал, убежав из замка. Кален выскочил наружу и закрыл двери с ужасным грохотом. Его лицо изуродовали румянец и слезы.
Он выбежал со двора и устремился вперед по улицам. Людей было все так же много, но Кален уже не замечал их. Ему бы только найти тихое место, чтобы скрыться от позора, своего настоящего, жалкого, беспомощного «Я».
* * *
– Зачем ты взял в команду ребенка?
Темноволосая девушка поднесла чашку кофе к губам. Ее черное свободное платье, казалось, было на три размера больше положенного. Зоркие глаза были устремлены на Ариана.
– Причем он ребенок во всех смыслах этого слова. Ему нет четырнадцати, и ведет он себя как капризный, плаксивый малыш. Праетаритум это не понравится.
– Он нужен нам, Инпастерия, – ответил Ариан, разлегшись на бархатном диване рядом с ней.
Комната, в которой они находились, была одной из немногих, где в цвете преобладал серый оттенок. Холодный одинокий цвет и простота интерьера. Почти пустая комната, заполненная напряжением, тоской и ароматом кофе.
– Это потому, что он такой же, как и она?
– Да. – Ариан поднял на нее задорный взгляд. – Почему бы тебе хоть немного не приоткрыть завесу нашего будущего, а? О великая и могущественная королева будущего!
Инпастерия улыбнулась, смотря вниз.
– Ты никогда не умел мне льстить.
– Но я умел и умею побеждать.
– Ты не раз проигрывал и проиграешь еще не однажды.
– Вот видишь! Ты все же что-то рассказала.
Инпастерия в напряжении свела густые брови, выпрямилась и прижалась к спинке дивана.
– А ты имеешь что-то против них? – спросил Ариан.
– Нет, но у Праетаритум будет к ним много вопросов.
– Значит, я поступаю правильно?
– Кто знает?
– Ты знаешь.
Она вытащила из рукава платья черный бархатный мешочек, легким движением развязала узелок, высыпала на ладонь круглые камешки размером с бусину, пересчитала их и протянула Ариану. Он неуверенно принял подарки и стал подбрасывать их в руках.
– В моей команде пять человек. – Он поднял на Инпастерию долгий взгляд. – А здесь шесть камней.
– Думаешь, я ошиблась? – Королева будущего завязала узелок и опустила мешочек в свой широкий рукав. – Обижаешь меня.
– Один камень для меня?
