Теперь становилось понятно, зачем сняли и выложили пожар загородного дома Семёнова в сеть. Я кричала имя своего врага, а перед этим подкинули мне в почтовый ящик открытку, чтобы я точно знала, чьё имя выкрикивать. Кому-то важно было, чтобы я рехнулась от горя и оказалась в больнице, и тем самым отыграла свою роль. Они вынудили Лоскутова так поступить – это нормально и логично.
– Очень похоже на правду, – прошелестела я. – В разыгрывающийся сценарий вписано имя преступника и к нему тщательно подводят следствие.
Полицейский вздохнул, подался вперёд, повертел чашку с остывшим кофе, отпил.
– Ещё, я точно знаю, что убил Мамонтова никто иной, как Артём. Мамонтова… Не смотри так, Миша, мне Жданов отыскал информацию. Так вот: Мамонтова убили в тот момент, когда он разговаривал с кем-то по телефону и просил передать Мате Тихому, что завелась крыса в их сплочённых рядах.
– Я не могу твои видения вписать в протокол.
– Да это ведения! Только видения, и больше ничего! Но я видела, как он умирал, а за дверями в этот момент по телефону болтала я, договариваясь с Артёмом о встрече. В тот вечер в бардачке машины Мосейчука лежал ПМ девять миллиметров. Это я видела собственными глазами. Да, я лечусь у психиатра! Да, у меня психоз, который не желает проходить! Но я не идиотка! Слышишь, Фобосов? Не идиотка!
Михаил Сергеевич, шумно выдохнул, показывая своё раздражение.
– Маша… – позвал меня Семён Павлович. – Я могу вас так называть?
– Называйте.
– Скажите, Маша, – продолжил Гнилой, – почему вы решили, что подрыв устроил Артём Мосейчук?
– Перед тем, как отправиться на встречу с Семёновым, я получила открытку. В ней было написано следующее: «Привет. Скучала по мне, Аurum? Я здесь. Твой А.Ф». А.Ф. – это Артём Фонбор. Мосейчук решил назваться вымышленной фамилией. Аурум было написано латиницей. Сомнений у меня не осталось: он вернулся. И Фобосов, не проси у меня эту открытку. Я не смогу тебе её дать. Вернее, могу, но пустую. Кто-то заменил оригинал, но без надписи.
Я порылась в сумке и бросила на стол красочный прямоугольник:
– Это она.
– Было что-то ещё необычное? – Кудряшка смотрел на меня хмурым взглядом.
– Женщина приходила из следственного комитета или ещё откуда-то. Я стояла в коридоре больницы – собиралась удрать, – случайно услышала разговор её с моим доктором. Она спрашивала обо мне, про смену фамилии, о заболевании, которое у меня есть.
– Опиши её, – попросил Фобосов.
– Ой, – вздохнула я. – Русые волосы, убранные в гладкую прическу, прямой нос, чёрные брюки, утеплённая кожаная куртка, малиново-бордовый свитер, пухлые губы, голубые глаза. Ты узнал её, Миша?
– У нас нет таких, – приговорил полицейский. – Говоришь, она с твоим лечащим врачом разговаривала?
– Да. Попросила подготовить справку о состоянии моего здоровья.
– Маша, Маша, – помотал головой Михаил Сергеевич. – Красота ты наша. Надо было сразу мне про это рассказать.
– Вам удалось удрать из больницы, – напомнил Гнилой. – Что было дальше?
– Я украла телефон у мёртвого Варёного.
Моё сообщение вызвало шок у мужчин. Пришлось долго и нудно объяснять Михаилу Сергеевичу, что телефон я стащила, отдала Жданову, а он в свою очередь помог мне кое-что выяснить. Сказала, где лежал мобильник, и Фобосов отправил к почтовому ящику оперативника.
– Потом был взрыв джипа, – закончила я повествование. – А вообще, знаете… Я тоже хочу спросить у вас, Семён Павлович.
Пожилой мужчина улыбнулся, повертел чашку, не отнимая её от блюдца, и кивнул.
– Раз уж некий Мистер Икс стал рассказывать истории из прошлого и увязывать их с моим настоящим, то скажите: кто Бородинский сейчас для вас?
– Позже узнаем, – глядя на Кудряшку, сказал старик. – Но ты не это хотела спросить.
Хорошо. Позже, так позже. Я не настаиваю.
Вытащив из кармана джинсов флешку залепленную скотчем, я положила её на середину стола:
– Ваши активы.
Я делала ставку и надеялась не прогадать. Старик смотрел мне в глаза и улыбался:
– Обещаю, что сделаю, всё, что попросишь.
– Жить хочу, а ещё узнать имя гниды, убившей мою подругу.
– А Жданова, если он жив, вызволять не хочешь? – продолжал ухмыляться Гнилой.
И как мне поступить? Сказать, что я на самом деле думаю или дурой прикинуться? Если похлопать ресницами и перевести стрелки на Фобосова, указать, что это прямая его обязанность искать свидетелей, то в итоге получу недоверие со стороны мужчин. В самом деле: вписываюсь за подругу, едва ли не свитер на груди рву, желая грудью протаранить себе путь к убийце, а Жданов вроде бы побоку. Они точно заподозрят меня в игре. Итог – прокол мне не нужен.
С другой стороны, если позволю себе высказать терзавшие мой мозг предположения под рюмочку вина в зимнем саду дачи, то предстану перед всеми тем человеком, каким не являлась никогда.
Хоть монетку подкидывай, честное слово!
Старик смотрел на меня испытывающим взором, словно читал мои мысли и делал ставки: какое из решений я выберу.
– Мне отчего-то кажется, что вы, Семён Павлович, из тех людей, кто получает информацию с разных источников. Вовка работал на вас?
Я подалась вперёд, взяла сухарик, обсыпанный сахаром, и продолжила:
– Зря спрашиваю. Такое нужно утверждать. Мне кажется, что вы Жданова спрятали, чтобы не светить пока перед полицией. Он понадобится только во время кульминации – торжестве закона и справедливости, как свидетель. А пока вы разбираетесь, складывая пазл. Фобосов, у тебя громкий «глухарь» намечается. Будешь землю рыть, спотыкаться о каждого свидетеля, а вот довести дело до суда тебе могут и не позволить.
Я говорила, но смотрела только в глаза Гнилому, в которых царили ум и понимание.
– Ты права. Володю я спрятал. Тебе тоже придётся спрятаться, девочка, – после затянувшейся паузы произнес старик. – Тебя хотят использовать в дальнейшей игре. Боюсь, что ты можешь и не узнать, каким образом.
– Благодарю вас за Антона, или я уже говорила это?
– Да, – кивнул Гнилой. – У меня есть квартира в Питере. Она оформлена на другого человека, но доверенность на неё у меня. Подпишем договор дарения, и можешь отправляться туда.
– Фобосов, – посмотрела я на Мишку, – отпустишь?
– Конечно, только нужно будет оформить всё правильно. К тому же перед следствием у тебя уважительная причина: едешь смотреть квартиру.
Мы ещё некоторое время занимались оформлением бумаг, потом полицейский допросил меня, а Гнилой со своими подручными удалился.
Под утро правоохранительные органы свернули работу и мы с Кудряшкой, наконец, остались вдвоём. Позавтракав, я улеглась на кровать, а Антон уселся рядом и раскрыл ноутбук.
