– И я нет, – подтвердил капитан. – Не к добру это. И барометр показывает, что давление падает. – Вездеход остановился, и амбал закончил: – Десанту вездехода! К машине!
Военные в экзокорсетах распахнули люк и полезли наружу. Следом выползли грузчики, стеная в попытках размять затекшие руки-ноги-спины. Пока Антон выбрался из своего угла, пролезая через ряды кресел и протискиваясь мимо переносных контейнеров с сухим пайком, водой и разобранными погрузочными телегами, Порфирьев успел определить места для стоянки грузовиков. Минут пять машины уплотнялись, сдвигаясь туда-сюда, чтобы стороны образованного ими треугольника были как можно ближе друг к другу и при этом оставалось достаточно места для растяжек якорных тросов. Все это время пришлось стоять по колено в снегу и ждать. Вокруг действительно царил полный штиль, и даже лучи прожекторов пробивали бесконечный океан пыли метра на три дальше, чем обычно. Спрашивается, почему нельзя было эти пять минут провести внутри вездехода? Ну ладно ему, Овечкину, пришлось наблюдать за этой горе-парковкой, чтобы сразу оценить места установки якорей. А остальных-то зачем выгнали? Впрочем, этот вопрос лучше не задавать. Не то получишь в ответ что-нибудь вроде: выгнали, потому что по-другому ты из своего угла не выйдешь, но если ты чем-то недоволен, то будешь сидеть с краю, у люка. Антон хмыкнул. Нет уж, спасибо! Сидеть у люка очень невыгодно, потому что тот, кто сидит у люка, постоянно выбегает наружу при малейшей необходимости. Так что пусть там и дальше сидят вояки в штурмовых комплектах. У них защита получше, и, вообще, они деревянные, им пофиг.
Транспорт заглушил двигатели, и закипела работа. Военные бросились разворачивать базу с такой скоростью, словно до интоксикации оставалось не роскошных двадцать пять минут плюс индивидуальное время каждого, а минут десять плюс оное. Их тревога сразу же передалась Антону, и он ощутил, как растет внутри ощущение надвигающейся смертельной опасности. Овечкин ринулся руководить грузчиками, с каждой минутой паникуя все сильнее, и лично рылся в черном радиоактивном снегу вместе с ними, забивая якоря под наиболее массивные обломки. Через пятнадцать минут все три машины были надежно заякорены, Антон сам проверил натяжение стальных якорных тросов и остался доволен. Он выпрямился, восстанавливая сбитое дыхание, и огляделся.
Военные только что закончили разворачивать базу и в данную минуту устанавливали внутри печку, биотуалет и собирали фильтровентиляционную установку. Освободившиеся грузчики по приказу Порфирьева затаскивали в спецпалатку контейнеры с сухим пайком, водой и медикаментами, сам Порфирьев стоял возле вездехода и закрывал задний люк. Остальные машины были уже заперты, их экипажи возились внутри базы вместе с солдатами. Больше на поверхности делать нечего, нужно укрыться в спецпалатке, но на этот раз Антон решил зайти туда последним. Пусть все видят, что не только Порфирьев занимается проблемами всеобщего выживания до последнего. Тем более что страхи оказались напрасными, и стоящий вокруг штиль никуда не делся.
– Овечкин! – Порфирьев увидел его стоящим без дела и, ясное дело, сразу же вышел в эфир. – База усилена?
– Я закончил с техникой секунду назад! – отшил его Антон. Эфир слышат все, так что пусть знают, кто тут настоящий технический специалист. – Сейчас проверю базу снаружи, потом посмотрю, что можно сделать изнутри!
Удар урагана оказался настолько внезапным, что Овечкин успел только панически закричать. Все произошло меньше чем за две секунды. Воздушный таран врезался ему в спину, снося, словно поезд кеглю, и последнее, что увидел вопящий от ужаса Антон, был стремительно приближающийся борт грузовика.
Очнулся он от ужасающей боли, рвущей тело на части, словно заживо пожирающий добычу хищник. Мозг пылал, залитый раскаленным железом, удушливое едкое нечто жгло легкие, сводило мучительными спазмами мышцы, смешивало с серной кислотой кровь и рвалось из желудка наружу, царапая наждаком горло и не давая сделать вдох. В ушах гудело и завывало, в глазах плыло, ноги были ватными, руки не слушались. Антон беспомощно царапал пальцами освинцованный полимер пола спецпалатки, пытаясь выбраться из радиоактивного снега, и не понимал, что вокруг снега нет, и ураган ревет хоть и совсем рядом, но все-таки где-то снаружи. Интоксикация терзала его пыточной болью несколько часов, которые показались ему сутками, потом наступило беспамятство, которое он воспринял как вершину блаженства.
Что-то с завывающим свистом ударило Антона по лбу, и он ощутил, как кожа становится влажной от хлынувшей крови. Овечкин в ужасе дернулся, пытаясь закрыть пробитую голову ладонями, и вдруг ударил себя по лбу чем-то металлическим, но легким. Одновременно с этим пальцы левой руки наткнулись на мокрую тряпку компресса.
– Не шевели правой рукой, – усталый рык Порфирьева тонул в яростных завываниях урагана. – Шину сломаешь. Она временная. Как народ оклемается, сделаю что-нибудь посерьезней.
– Что со мной? – Антон, придерживая компресс левой рукой, поднес к глазам правую. Лишенная перчатки скафандра кисть была распрямлена и плашмя примотана грязным бинтом к плоской стороне пустой армейской фляги.
– Три пальца сломаны, – расплывчатый силуэт капитана, как всегда, возился над корчащимися в судорогах людьми. – Тебя ураганом в грузовик впечатало. Похоже, ты пытался рукой об него остановиться, чтобы защитить голову. Там на ногах не устоять, пришлось ползком, пока я тебя внутрь затащил, времени осталось всего ничего. В общем, я тебе сделал шину из подручных материалов, чтобы ты во время судорог еще сильнее переломы не раздраконил. Ты ее почти развалил, пока тебя корчило, но пока держится. Не добивай, пусть будет, сейчас не до этого. Перчатку от скафандра подбери, она где-то там, на полу. Если в голове тяжело – спи.
– Спасибо, – Антон с трудом встал и побрел к биотуалету, ощупывая немного саднящую шею. – За капельницу. – В эту секунду ближайшую часть палаточной стены вспучило, и он в ужасе отпрыгнул: – Базу сносит!
– Пока нет, – расплывчатое пятно амбала переместилось к другому мучающемуся. – Ураган бешеный, долбит с разных сторон, стены пучит постоянно. Базу кренит, но она пока держится. Можешь показать, где лучше усилить стены? Я туда перетащу что есть потяжелее.
– Да-да, конечно! – От резкого выброса адреналина у Антона началась дрожь, и он с десяток секунд нервно оглядывался: – Вот сюда, сюда и сюда! И туда тоже! И угол, вон тот, в котором два солдата в экзокорсетах, лучше усилить, он подозрительно деформирован!
– Растяжку сорвало, – судя по интонации, Порфирьев сделал недовольную гримасу. – В спешке хреново закрепили. Или ветер слишком сильный. Я специально туда бойцов оттащил, они тяжелые. Потом, как оклемается, еще одного оттащу, больше усилить нечем, у нас всего четыре контейнера, да и те меньше полста килограмм.
– Четыре? – Овечкин вяло осмотрелся, находя взглядом знакомые очертания. – Откуда так много? Ты велел грузчикам занести сюда разобранные тележки?
– На всякий случай. Предчувствие совсем плохое было. – Капитан смочил водой более-менее чистую тряпку и осторожно выжал из ее пару капель на потрескавшиеся губы мечущегося в лихорадке грузчика. – Со дня обмена ударами такого не ощущал…
