Мы часами болтали в темноте, обнявшись и перебивая друг друга. Он рассказывал мне о своих подвигах, а я о зверюшках, что удалось спасти. И когда привозили кого-то редкого и экзотического, Пашка приходил ко мне на работу, посмотреть на диковинку. Не знаю почему, но мне это ужасно нравилось. Я не всыпалась, дремала в кабинете, между приёмами, но все равно не могла отказаться от этих замечательных ночных минут вместе. Пашка говорил всякие глупости, а я смеялась, обожая его шутки. Днем же мы были соседями по дому, никак не демонстрируя наши отношения, и я была очень благодарна ему за это.
Паша старался, искал к Женьке подход, но девочка убегала от него. Ей нравилась Мари, и Паша пытался сблизиться через собаку. Это были трудные полгода. В какой-то момент я отчаялась. А мой рыжий спасатель купил нам мороженное, заявив, что его непременно нужно есть быстро, иначе злобные великаны спустятся с гор и бессовестно отберут его.
Лед тронулся в самый неожиданный момент, когда Павел, разработав очередной гениальный план по выводу Женьки из заторможенного состояния, привел в наш двор соседских мальчишек и девчонок, устроив настоящие соревнования по футболу. Я улыбалась, разглядывая безобразие, что творилось у нашего дома. Заинтересовалась и Женя.
Она медленно отодвинула штору, а затем натянула кроссовки и пошла на улицу. Первое время она просто стояла, а потом нерешительно попросилась в игру. И когда они вдвоем с Павлом уделали всех детишек, обыграв в сухую, моя счастливая дочка обняла своего партнера, восторженно хлопая по спине.
Вечером того же дня, во время ужина, Женя нас удивила, она сказала, чтобы мы перестали маяться дурью и спали в одной комнате, раз уж нам все равно не спится по отдельности.
Глава 48. Павел
- А Женька где? - захожу в дом, сбрасывая с плеч пыльный рюкзак.
Обычно девчонка крутится вокруг мамы, а сейчас в доме непривычно тихо. Потянувшись, улыбаюсь, встречаясь глазами с моей женщиной. Сегодня мы работали на месте взрыва бытового газа в жилом доме, разбирая завалы. При помощи тяжелой строительной техники спускали на землю бетонные перекрытия, которые могли рухнуть в любой момент. А мелкий строительный мусор наши ребята вывозили на грузовиках. Сохранялась угроза обрушения, но, к счастью, все двенадцать жильцов были эвакуированы.
- Бабушка с дедушкой в город забрали на неделю, - нарезает Ирка огурцы с помидорами.
Положив овощи на толстую деревянную доску, используя нож с длиннющим рифлёным лезвием, моя сладкая докторша подмигивает, игриво забрасывая кусочек в рот. Раньше я не мог себе представить, что буду сломя голову бежать домой после работы, чтобы просто сжать кого-то в объятьях. Но это желание не проходит. Невыносимая зависимость, слабость, от которой срывает крышу.
Моя красавица не смотрит в мою сторону, то и дело поднимая глаза на телевизор, где активно распинается диктор. Ну, так дело не пойдет. Никакой дед с залысинами не смеет отвлекать ее внимания, она должна смотреть только на меня.
- О, - беру пульт, выключая экран, - Женьки нет, можно бегать по дому голышом, размахивая своими причиндалами.
- Паша, - хохочет, - сколько тебе лет?
Ирка смеется, тянется, чтобы положить кусочек огурца мне в рот.
Кусаю, облизывая ее пальцы.
- Много, на самом деле, - хмурюсь, намыливая ладони, подставляя руки под горячую воду, - так много, что уже и говорить людям стыдно.
- Мой старичок, - обнимает Ирка сзади, укладывая руки на мой живот, а щеку на лопатку. - Голодный?
- Очень! - разворачиваюсь, целуя в губы.
Смотрю в синие, как море глаза, и внизу живота снова сворачивается клубок желания. Я перестаю улыбаться, мой взгляд становится тяжелым, говорящим и очень жадным. Только эта женщина способна сделать со мной такое. Наверное, это то самое, большое и светлое, воспетое всеми, кому не лень. Будто есть у нее особое средство, что своим поцелуем она пускает мне в кровь, лишая рассудка.
Ухожу в душ, а потом возвращаюсь мокрый и абсолютно голый.
- Пашка!- смеется Ира, а мне не смешно.
Она одета в ярко-синий сарафан, который раньше я никогда не видел, он подчеркивает белизну ее волос, делает глаза еще красивее. Лифчика на ней нет, и я вижу, как соски сворачиваются в твердые заманчивые камушки, начиная выделяться сквозь скользкую лазурную ткань.
- Я думала, ты устал? - короткий вдох и короткий выдох.
Теперь и ей не смешно. С какой-то обреченной ненасытностью Ира рассматривает мое тело.
Невыносимое, невозможное притяжение. Мы столько раз были близки, а все равно хочется, как впервые. Вот же странная штука эта ваша любовь. Бесконечное, ослепляющее желание утыкаться в Иркину шею носом, притягивая к себе. Одурманивающий до безумия запах женской кожи. Мне необходимо, чтобы Ирка всегда была рядом.
Усаживаю ее на стол, прямо на сочные помидорные дольки. Сводящее с ума вожделение, не могу себя контролировать. Присвоить, сделать своей и так каждый день.
- Ты испортил сарафан, - смотрит остекленевшими от желания глазами. - Теперь на нем пятно от помидоров, - выдыхает Ирка, облизывая нижнюю губу.
Проводит пальцами по моей груди, плечам, сжимает, будто пробуя на твердость.
- Плевать, - сарафан не снимаю, растягиваю, обнажая желанную кожу, замечая отражение безумия в ее глазах, она жаждет нашего соединения, так же как и я.
Чуть раньше, я полдня таскал бетонные плиты, переносил пострадавших и тягал тяжелое оборудование, но усталость исчезла. Разрываю ткань, вдавливая свою женщину в плоскость стола. Треск материи возбуждает еще больше. Тороплюсь, потому что хочу, как можно скорее ее почувствовать. Женские руки блуждают по телу, царапая кожу.
Трогаю Иру между грудей, ногтями царапаю кожу вокруг сосков. Короткий полувздох, и Ирка откидывается, опираясь руками позади себя, подставляя мне грудь. Я знаю, какая она чувствительная, что ее сводят с ума мои ласки. Шелк белых волос пачкается в алом соке помидора, беру томат и выжимаю на соски. Я люблю помидоры и Иру тоже люблю. Семечки сползают по бархатистой нежной коже. Встаю между ее ног, которые безжалостно скрывает синяя скользкая ткань сарафана, но пока меня интересует ее верхняя половина. Обожаю. Начинаю убыстрять эти царапающие, дразнящие движения вокруг розовых камушков. Отрываюсь на миг, чтобы взглянуть в глаза.
- Паша, - выгибается она мне навстречу, умоляя, сводя с ума своим телом.
Ее реакция отдается сладким торжеством. Наклоняюсь, продолжая прикусывать, чередуя, ласку и укус, и снова ласку, по кругу, по бешеному кругу желания. Я не встречал женщину с такой чувствительной грудью. Мой язык издевается, беспрерывно играя в эту сладкую игру. Как же заводит, что когда я ее кусаю, Ирка извивается, будто нет ничего важнее, словно ей не хватает кислорода. Моя докторша открывает пьяные от наслаждения глаза, жадно рассматривая то, как я двигаю рукой по собственной плоти, а та пульсирует, причиняя боль. Я подмигиваю Ире, хитро скалюсь, она тянется за глубоким поцелуем, кусая мои губы, сплетая наши языки.
