Не знаю откуда начался пожар. Столько раз видела это в кино, слышала в новостях, но даже не представляла, как быстро огонь захватывает здание. Это случилось за считанные минуты. Мне страшно, очень страшно, хочется орать и впасть в истерику, но главное спасти детей, которых мне доверили родители. Тушить я ничего не могу, у меня нет на это времени.
Дети паникуют, плачут и боятся точно так же, как и взрослые, а в такой ситуации и вовсе отказываются слушаться, забиваясь в угол, истошно кричат. Дверь заклинило, замок открыть не получается, возможно из-за температуры. Я не знаю. Я швыряю стул в окно, стараясь сбить все стекла, чтобы они не порезались. Поймать и перетащить десять человек к проему, каждый из которых весит от пятнадцати до двадцати килограмм, занятие не из простых. Как только вытаскиваю одного, остальные разбегаются, прячась туда, откуда достать их сложно, они не понимают что нужно стоять возле окна и ждать очереди, они слишком маленькие. Дети сопротивляются, от ужаса бьют меня ногами. Я теряю чересчур много сил и времени.
Эгоистично выталкиваю Стешу первой. А когда последний мальчик по имени Ваня оказывается на земле, я выдыхаю, ощущая спиной жар, делаю шаг к окну, но в этот момент трещит балка, падая, она перегораживает мне дорогу, вспыхивает высокая стена пламени. Не могу решиться лезть через костер, что достает мне до груди. Я едва успеваю отскочить. Это чудо, что балка не ударила меня по голове. Огонь танцует, сырое дерево пускает сизые кольца, запах гари душит, протравливая легкие, глотку, все нутро. Мне видно Ваню, он звенит ключами, всегда играл с ними. Мальчонка мог бы попытаться открыть дверь снаружи, но он слишком мал. Чуть дальше, сквозь дым, я вижу Жанну, что стоит возле дерева. Она видит ключи, но ничего не делает, она просто уходит прочь. Жар меня окутывает, плавя остатки разума.
Как же горячо, так жарко и душно мне не было никогда в жизни. Снова бегу к двери, но теперь прикоснуться к замку невозможно, слышу треск, возле меня падает еще одна балка. У меня начинается истерика. Я падаю на пол. Умирать страшно, я не хочу умирать. Дым слепит глаза, не могу разлепить ресницы, я задыхаюсь.
- Глеб! – плачу, будто он может меня услышать, царапая пол ногтями. – Глеб...помоги мне!
Паника прибивает меня гвоздями, не могу пошевелиться. Руки и ноги становятся свинцовыми от ужаса. Мне конец.
Но вдруг среди огненного треска отдаленно слышу какой-то грохот. Такое ощущение, что все это происходит уже не со мной. Чьи-то сильные руки подхватывают с пола, жар отпускает. Почему-то я плохо вижу - зрение ухудшилось. Но я могу дышать и это потрясающе, делаю рваный глубокий вдох, еще один и еще. Как же чудесно, когда можно просто дышать. Хватаю воздух, никогда он не был настолько сладким, каждый глоток – это жажда жизни. Кто-то кричит на меня, ощупывая тело, но слышу я совсем плохо. Чувствую легкую боль в области лба, головокружение и пульсацию в висках. Не могу справиться с руками, координация нарушена.
Я оказываюсь прижатой к чьему-то плечу, кто-то целует мое лицо, душит меня в объятьях, а еще появилась странная боль в руке.
- Отпусти ее, пусть дышит, - слова вроде бы рядом, но звучат совсем далеко, - она угарного надышалась!
Постепенно все возвращается. И зрение, и слух. Я лежу на пожелтевшей, высохшей, мертвой траве и вижу того, кого и хотела видеть, кого звала. Конечно он меня спас. Улыбаюсь. А как же иначе? Он, как всегда, справился. Слегка пошатываясь, подымаюсь на колени, беру родное лицо в ладони. Он такой испуганный, что даже не похож на себя самого.
- Что у тебя болит? – строго спрашивает Глеб и дышит так глубоко, будто сам надышался угарного газа.
А я не отвечаю, встаю с коленей, опираясь на его плечо, оглядываюсь по сторонам. Замечаю толстую ветку спиленного неподалеку дерева. И судя по бревну, что догорает в коридоре бывшего садика, дерево спилили на мое счастье. За спиной слышится звук сирены подъезжающей пожарной машины.
Беру дубину и не совсем уверено разворачиваюсь на пятках.
- Ты куда? – тянет за руку Глеб.
- В медпункт, - вытираю сажу с лица.
- Полина, какой к черту медпункт? В больницу поедим, слышишь меня?
Я вытягиваю руки из крепкого мужского захвата, игнорируя его.
Слышу слова Павла за спиной:
- Пусть идет... Это же хорошо, что она еще в состоянии палкой размахивать, значит не все так плохо, - смеется Павел. - Похоже ей нужно с кем-то разобраться.
- Полина...
- Не мешай ей, Глебыч, пойдем.
Жанна сидит за своим столом, впервые вижу ее в белом халате. Приметив меня, она кладет ручку на журнал, в котором что-то писала до этого, расплывается в холодной улыбке.
- Ты меня видела и ничего не сделала!
То Егор с аварией и грязной больницей, теперь Жанна, задолбали, сил больше нет! Замахиваюсь дубиной и бью по шкафчику с лекарствами, тот со звоном рассыпается. Жанна не двигается, лишь щурится, скрещивая руки на груди.
Меня достала эта баба, тошнит от ситуации в целом. Жанна же спокойно пожимает плечами, никак не реагируя.
- А если бы сгорели дети? – истошно ору, снова замахиваясь.
- Детей ты выкинула, я умею считать, - ее спокойствие заставляет меня вмазать по второму шкафчику, звон расползающегося стекла, и в кабинет прибегает медсестра, а еще санитар.
- Свободны, - машет Жанна, - я сама разберусь.
- Это ты подожгла!? Я спрашиваю тебя, чертова стерва? - размахиваюсь возле столика, где расставлена еще партия склянок.
- Нет, больше мне делать нечего. Садиться в тюрьму из-за глупой курицы вроде тебя? - кивает Жанна, безразлично наблюдая за тем, как прогибается от моего удара металлический столик, какая-то жидкость льется на пол.
Спокойно продолжает:
- Если бы твой сожитель включил мозги и не думал круглосуточно только о твоей п*зде, то сообразил бы, куда запихнул детей. У вас наверняка случилось короткое замыкание. Сколько лет этой проводке? Не удивлюсь, если больше, чем тебе. Думаешь, она способна выдержать нагрузку? Раньше он такой тупостью не страдал.
Падаю на стул, чувствую себя паршиво.
- Ты баба красивая, найди себе другого мужика и оставь нас в покое.
Жанна встает со своего места, подходит к шкафу в коридоре, который видно в открытой двери. Мне дает веник, сама берет швабру.
- Я вас не трогаю, - медленно сгребает то, что я натворила, - и за это твоему кабелю придется заплатить, - указывает она на разбитые лекарства.
- Держись от нашей семьи подальше, поняла?
Когда я произношу слова «семья» Жанна заразительно смеется.
- Он тебя не любит, скоро вернешься в свою прежнюю семью, к маме и папе, когда наиграется.
- Это ещё почему? – стул подо мной становится слишком твердым.
- Потому что я знаю, как он смотрит, когда любит по-настоящему. Видела, не так уж давно это было.
