…Корабли натужно скрипели на волнах. Жёлтый свет подволочных ламп плясал на измученных лицах людей – если большинство народофлотцев из экипажей достаточно уже «оморячились», то морским пехотинцам десантной бригады приходилось туго. Зелёные от морской болезни, они уже были согласны на всё: и на скользкие камни под ногами, и на кинжальный пулемётный огонь, и на минные поля, лишь бы прекратилась эта вынимающая душу болтанка.
Главстаршина Евсей Донатыч, боцман «Бородино», похожий сложением на матёрого моржа, ненароком затесавшегося в лабиринты корабельных коридоров, приподнимал дух вусмерть укачанного личного состава вдумчивой беседой, представлявшей собой странную смесь политинформации, проповеди и разговора «за жизнь», густо пересыпанную морскими байками-прибаутками и солёным словцом. Старый моряк знал, что вернейшее средство от морской болезни – это работа, а коли её нет, отвлечься от спазм в желудке хорошо помогает трёп, но не простой, а со смыслом. Мясистый красный нос боцмана, за который Донатыч получил прозвище «Фонарь флота», безошибочно чуял, где градус уныния «салаг» достигал критической отметки, и главстаршина тут же принимал меры – во избежание, как он сам говорил. Вот и сейчас он сидел в курилке подле обреза, в котором экзотическими рыбками плавали папиросные окурки, попыхивал короткой трубкой и зорко следил за выражением лиц благодарных слушателей.
– Самураи – оно, конечно, народ драчливый. Чуть что не так, тут же за ножики свои хватаются. И вояки они хорошие, этого у них не отнять – видел я пацаном, какими пришли во Владик в четвёртом годе наши крейсера после боя в Корейском проливе, живого места на них не было. И счёты у нас с японцами старые, не зря мы с ними то и дело цапались. Но вот только враг у нас сейчас другой – американцы.
– А что они, – спросил кто-то, – хуже японцев, или как?
– Да не то чтобы хуже, но... – боцман замолчал, подбирая слова, чтобы яснее выразить свою мысль. – Американцы – народ лихой, и работать умеют, и драться. И бандитствовать тоже – в двадцатых в Охотском да Беринговом море спасу не было от их браконьеров, мне на «Стерегущем» даже топить доводилось ихние промысловые шхуны: отстреливались, однако. Но главное – до денег они люто жадные, за копейку мать родную с потрохами продать могут. Когда открывались у нас американские лавочки, наблюдал я всё это очень даже натурально. И такой вот манер они в мировом масштабе учинить норовят, факт: чтоб, значит, всяк на их выгоду работал. Оплот капитала, йоптыть… Так что воевать с ними придётся до полной и окончательной победы, ежели мы хотим сами на своей земле хозяевами быть и жить своим укладом. А острова эти Алеутские – это наши земли, русские, открытые ещё двести лет назад мореплавателем Чириковым, так что мы, почитай, своё возвращать направляемся. Ясен вам теперь текущий момент?
Похожие разговоры велись и среди офицеров эскадры вторжения. Неизвестно, о чём думал вице-адмирал Ливитин, командующий соединением, державший флаг на «Бородино», или капитан первого ранга Николай Кузнецов, командир «Рюрика», но молодые лейтенанты живо обменивались мыслями о противнике, с которым предстояло иметь дело.
– Странно, – задумчиво проговорил командир зенитной батареи крейсера «Емельян Пугачёв» капитан-лейтенант Глеб Асафьев, грея озябшие руки над кружкой чая, истекавшей ароматным паром.
– Что именно? – поинтересовался каплей Анатолий Серов, минный офицер крейсера.
– Война странная. Мы с немцами дрались насмерть в Первую Мировую, и с японцами тоже воевали, а теперь они наши союзники. А вот с американцами воевать не приходилось. У них бы нам поучиться не грех, я так думаю, – деловой народ, хваткий. И помогали они нам во многом.
– Это точно, – минёр усмехнулся, – хваткости у них хоть отбавляй. С немцами всё просто – они те же псы-рыцари, только пересевшие с коней на танки, а самураи – эти петухи драчливые, на всю Азию замахнувшиеся. Это, Глеб, противник привычный и понятный, и, надо думать, доведётся нам ещё померяться силами с теми, и с этими. А что касается янки… Знаешь, я рос в детдоме, много было в России сирот после гражданской. И был у нас там такой случай, – Серов отхлебнул чая и продолжал: – Появился среди воспитанников этакий жучок-паучок, сладенький да гладенький. Хитёр был жук: давал голодным шкетам осьмушку хлеба, а вернуть требовал четвертинку. Такой вот мальчик-процентщик выискался…
– И что, соглашались?
– Соглашались – есть-то хотелось, голод не тётка. И очень скоро паучок этот опутал долгами всю нашу школу – все ему должны оказались. И неизвестно, чем бы дело кончилось, если б не бунт: набили ему морду от души, а потом он пропал куда-то.
[65]
– И к чему ты мне это поведал?
– А к тому, что такую же политику проводят и Соединённые Штаты Америки. Они помогали нам не от широты душевной, а с дальним прицелом: они тихо, незаметно, вежливо, но настырно опутывают весь мир долгами, чтобы потом сидеть и попукивать безмятежно. Собирают деньги, и могут себе позволить и покупать на них лучшие учёные умы планеты, и строить армады кораблей и самолётов, и хорошо платить своим солдатам и рабочим, чтобы тебе трудились добросовестно и не чирикали не по существу. А все остальные – они для них данники, обречённые трудиться во имя дальнейшего процветания США, такая вот картина вырисовывается. И не нравится мне эта картина, хоть убей, и потому придётся нам бить морду американцам, по-другому никак.
– Ты, Анатолий-книгочей, – зенитчик покачал головой, – прямо философ. Тебе бы в Главпуре сидеть, идейно-воспитательной работой заниматься.
– Нет, брат, я уж лучше останусь здесь, при своих торпедных аппаратах. Тут от меня больше будет пользы – так мне кажется.
* * *
Острова Атту и Кыска встретили эскадру туманами. Сопротивления десанту не было: гарнизонов на островах не имелось, и морские пехотинцы высадились без помех. Разведка предупредила адмирала Нимица относительно намерений русских, однако командующий Тихоокеанским флотом США не смог выделить сил для эффективного противодействия – его флот ещё приходил в себя после побоища у Соломоновых островов, латал дыры в бортах и хоронил убитых. В июне 1941 года на Алеутских островах находились два американских тяжёлых и три легких крейсера, одиннадцать эсминцев, шесть старых подводных лодок, несколько катеров береговой охраны, вспомогательных корабли и двадцать гидросамолётов «каталина». Авиация в этом районе насчитывала около ста истребителей, дюжину тяжелых бомбардировщиков Б-17 и около тридцати средних бомбардировщиков Б-26, собранных на базах южной Аляски.
Высадка осуществлялась по исландскому сценарию – с боевых кораблей. «Бородино» обеспечил захват Атту, крейсера «Степан Разин» и «Адмирал Лазарев» – Кыска, «Адмирал Эссен» и «Емельян Пугачёв» – острова Адак. Линкор «Леонид Красин» и крейсер «Адмирал Макаров» составляли резерв на случай, если американские линейные корабли с Гавайев всё-таки выйдут в море, но эта вероятность так и осталась гипотетической: наличие в составе эскадры вторжения русского авианосца с семидесятью двумя боевыми самолётами удержало американцев от опрометчивых телодвижений.
