В этот момент Лена дернула на себя кусок железки – Юрка не сразу сообразил, что это люк. Индеец тем временем продолжил эксперименты с огнеметом – полыхнуло пламя. Но они успели спрятаться за крышкой люка, поэтому огонь волнами прошел по бокам от них, добавив ожогов и опалив волосы.
– Вни-и-из! Сейчас! – закричала Лена.
Парень не стал спорить – выхода все равно не было. Свалился прямиком в мутную жидкость. Похоже, он второй раз за этот длиннющий день попал в канализацию. Следом в нее плюхнулась тетя… мама Лена.
– О-о-о! Как нехорошо! – заорал вслед Индеец.
– Что, выкусил, гад?! – закричал ему Юрка, они вместе с Леной бросились бежать по туннелю. В этот момент свет померк – Индеец просунул голову в люк. Потом протащил туда огнемет и пустил струю пламени.
Лена с Юркой упали в воду. Вовремя – вокруг все стало желто-красным. Вода быстро нагрелась, стала практически кипятком. Но убить их Индеец уже не мог, только если он спустится следом. Но это, похоже, бандит делать и не собирался.
– Ладно, поиграли – и хватит! – сказал он. – Вы сами напросились. Я бы хоть по-человечески вас грохнул, а там внизу… Да и хрен на вас! Пусть это сделает он! Прощайте! И без вас Ожогина достану! – бросил Индеец и закрыл за ними люк.
Мир погрузился во тьму.
10
Железный монстр приближался неумолимо. Как сама Смерть. Гусеницы лязгали, мотор гудел. И я понимал, что нам не уйти. Мы не в окопе, поблизости никаких укрытий нет, одни кучи ломаного кирпича кругом. Только благодаря им нас еще не накрыли из пулемета. Но, похоже, в танке и не собирались тратить боеприпасы – они намеревались нас раздавить. Превратить в кровавый фарш.
– Гранаты где? – бросил мне «Ожогин-дважды старший». Так про себя я начал называть деда нашего Кэпа.
– Что? – я сначала не понял, о чем он говорит. – А-а, гранаты…
– Да, отойти не успеем, но хотя бы замочим этого гада. Танк не должен пройти, слышишь?
Честно говоря, я не представлял себя в роли одного из панфиловцев. Но кивнул. Сознание затуманилось. Вообще если бы не дед Кэпа, я бы просто остался лежать на земле, ожидая своей участи. Но он меня взбодрил.
– Вон они! Сейчас! – крикнул я и рванул за лежащей на земле связкой. В это время загрохотал пулемет. Пули прошили останки забора возле сарая. Тот развалился прямо на моих глазах. Наверняка большой калибр, хотя о танках того периода я имел весьма смутное представление. «Пантеры» до этого видел только в военных фильмах. А этот танк еще и выглядел настоящим хищником, образ дополняла камуфляжная пятнистая расцветка, от чего боевая машина стала похожей на ожившего динозавра.
– Да-а, гадина, сдохни-и! – заорал я, поднимаясь со связкой гранат.
Но только сейчас заметил, что танк «встал» вместе со мной, а потом… поднялся еще выше. На фоне солнца я видел огромную фигуру, но не мог разглядеть, что там такое происходит. Почему танк начал вдруг подниматься в воздух?
– Мама-а! – закричал Ожогин. Похоже, он испугался чего-то даже больше, чем немецких танков.
Я прищурился. Стало понятно, что «мама-а» – это наш Лев в образе монстра. Таким его сделал Аид, поставив на нем ряд генетических экспериментов. Бугры мышц перекатывались под аспидно-черной кожей. Монстр зарычал, подняв танк над собой.
– Не хр-р-рен мучить моих др-р-рузей! – заревело существо и отшвырнуло немецкую боевую машину в сторону. Тот упал на деревенскую избу, смяв ее подчистую. – Долбаные фрицы, всегда их ненавидел! И музыка ваша – дерьмо!
Он повернулся к упавшему танку и, потрясая пальцем, добавил:
– Больше не буду собирать вашу форму и награды, слышали? Все, на хрен, завязываю!
– Кто это? – стонал Ожогин, показывая на Льва. Я подбежал к военному и повернул к себе. Глаза его округлились от ужаса.
– Это… это наш гитарист. Он, когда на гитаре долго не играет, всегда сам не свой становится…
– Сам не свой? – переспросил Ожогин.
– Ну да… Ему бы поиграть сейчас, а вишь чо происходит… – я показал на поле боя, типа картинка сама должна была все объяснить за меня.
– У меня тоже гитара есть… в штабе, – промямлил капитан, видимо, приняв все увиденное за галлюцинацию.
– Ты об этом штабе? – я показала на избу с флагом, которую прямо сейчас разнес танк. Еще парочка приближалась с другой стороны.
– Да, там была гитара. Я и тоже сегодня не играл…
– У тебя не получится, не-е! – сказал я, поднимая капитана так, чтобы он оперся на мое плечо. – Это особый дар, даже я так не могу, увы! Хорошие гитаристы, они ведь на дороге не валяются. И не скажешь ведь, что по объявлению нашли, да?!
Лева заревел и бросился на танки. Один он пнул так, что тот влетел в ДК, разворотив половину стены.
– Да, точно, давно не играл, – бросил я, вздохнув. – Слушай, нам надо уходить. Сейчас же. Где самолет?
– Он… – Ожогин посмотрел на меня, словно соображая, а реальный ли я. Мыслей о том, что я шпион, практически не осталось. И то хорошо.
– Да, самолет. Где наш чертов самолет?
– Он там, у опушки леса. Спрятан.
– В смысле «спрятан»?
– Мы его забросали ветками, чтобы с воздуха никто не увидел.
– А, это вы отлично, ребятки, придумали. Тогда нам туда.
– Нет, я не могу, – вдруг встрепенулся капитан. – Это будет дезертирство. Я не могу уйти с поля боя. Бросить своих ребят.
– Понимаю… Но для начала один момент… – уточнил я. – Где Настя?
Ожогин выглядел опустошенным:
– Ты про девушку? Она сама попросилась помогать в лазарете. Мы не стали ее брать под стражу. Свободные руки важнее.
Это, кстати, было вполне в Настином духе – она могла заботиться о совершенно незнакомых людях, забив иногда и на меня. Но, несмотря на это, я любил ее и за это.
За все!
– И где этот ваш лазарет?
– Он там… был… – сказал Ожогин. – Прости, мне жаль.
Я посмотрел в ту сторону, куда показывал военный. Там пылала огромная армейская палатка.
11
– Он ушел. Ура-а! Он отстал, – закричал Юрка, бросившись к мачехе обниматься.
– Зря радуешься, – остановила его Лена.
– Как? Почему «зря»? Ну, подумаешь, закрыл люк. Это же канализация, тут наверняка есть и другой выход.
– Да, но ты слышал, что он сказал? «Это сделает он» – тут есть кто-то еще, понимаешь?! Еще кто-то в этих сраных катакомбах.
Юрка матюгнулся.
– Не матерись! – осадила его Лена.
– Да ты… вы сами…
– «Сраный» – это не матюг, – ответила она, уже десять раз пожалев, что не сдержалась.
