– Я позволю тебе быть моими глазами, если ты забудешь о своей старухе, и навсегда сделаешься моим, – она подобралась ближе, обняла его за шею и прижалась к груди. – Мы сбежим от проклятья и будем жить только друг для друга. Мне больше ничего не надо. Хочу только с тобой жить, любить, хозяйство вести. А я ведь не люблю домашними делами заниматься, но ради тебя на какие угодно жертвы пойду.
– Зачем я тебе? Я стар, мое сердце занято другой женщиной, а моя душа лежит у ее ног. Оставь меня в покое.
– У меня никогда не было смысла жизни, но появился ты. И я не хочу отпускать тебя, потому что моя жизнь и без того слишком темна и беспросветна.
– Она останется такой же, ведь я не поведусь на твои сладкие речи, не позволю твоим нежным прикосновениям отобрать мой разум. Лучше бы ты нашла того, кто будет любить тебя без приворотного зелья.
– А это, – Юда подняла голову. Он увидел ее зияющие глазницы, а она – себя своими же глазами, – пусть останется нашим секретом. Другим говорить будешь, что я – твоя единственная. Что спас ты меня от верной смерти, и что защищать будешь, пока наше счастье не закончится последним вздохом.
Она прижалась своими губами к его губам. Иван не дрогнул. Стойко переносил он ее ядовитые поцелуи и холодные прикосновения цепких пальцев. Тело его жаждало отдаться ведьме, но дух его было не сломить.
4
Избушка остановилась, накренившись. Пока она сгибала куриные лапки Юду скинуло на пол, и Иван не помог ей подняться.
– Что такое, избушка? – спросил царевич.
Вместо ответа она раскрыла перед ним дверцу. Иван сошел на землю, пригляделся, и под вспышками молний разглядел огромный силуэт.
– Лихо поганое… – сказал он, потянулся к мечу, но чутье остановило его. Он услышал рыдания, подошел ближе к великану, а потом позвал: – Эй, Лихо! Что ты здесь делаешь?
– Та-а-а-я! – проревело оно, указав куда-то крупным мясистым пальцем.
Иван проследил за ним и увидел бескрайние снега, серое дневное небо, слепящее глаза резким переходом от тьмы, и замок, стоящий в середине.
– Что ты хочешь сказать? – спросил Иван.
– Тая та-а-а-м, – пробасил великан, стирая с глаз крупные слезы.
– Так отчего же не идешь туда, раз так хочешь?
Лихо опустило палец. Иван не сразу понял, что оно указывает на снег.
– Неужто снега боишься?
Великан кивнул. Царевич озадаченно хмыкнул.
– Значит, так, Лихо. Я помогу тебе дойти до замка, если ты не причинишь вреда тем людям, что живут в нем. Ты мне обещаешь?
Лихо оживилось, захлопало ладонью по земле, отчего избушка и Иван невольно стали подпрыгивать.
– Обе-ща-а-а-ю, – пробасило оно.
– Тогда не бойся и иди за избушкой. Снег тебя не убьет, ты же такой здоровый! – говорил Иван, и удивлялся тому, как с ним общается Лихо.
В миг его мифы о том, что Лихо – чистое зло – разбились, а вместо них выстроились новые, любопытные, жаждущие узнать, на что еще способен этот добродушный великан.
Он обернулся и увидел в дверном проеме Юду. Его спина покрылась холодным потом. Он чувствовал в ней зло, но не мог поднять на нее руку из-за приворота. Привязанность к ведьме выражалась в муках совести и сердца, что разрушительно сказывалось на живом мертвеце.
Когда Иван царевич прошел мимо Юды в избушку, его нос отвалился, пролетел до деревянных половиц, и, откинутый носком сапога, улетел в дальний угол избы.
Глава 14
1
– Как думаешь, что там происходит? – спросил Домовой, покусывая губу. Он ходил взад-вперед по коридору, скрестив руки на груди, и пытался не нервничать.
– Не знаю. Ритуал, – предположил Берендей.
– К слову о ритуалах, – Домовой взглянул на него и прищурился. – Как давно ты стал собой? Я помню тебя с медвежьей мордой…как так вышло?
– Сам не знаю. Что-то произошло, я вернулся. Но это сейчас неважно. Важно, чтобы у них все получилось.
– Что с Русалкой? Когда мы разделились, ты был с ней.
– Она спит в моих покоях. Ей нужно отдохнуть.
Домовой кивнул и снова закружил по коридору.
– Знаешь, это наш первый нормальный разговор, и он длится довольно долго, – сказал Домовой. Берендей взглянул на него из-под густых нахмуренных бровей. – Я уже и забыл, как ты выглядишь.
– Не стоит запоминать. Скоро от меня ничего не останется, – ответил ему дядя. – Ты бы лучше вернулся к своим родителям.
Глаза Домового наполнились слезами.
– Отец погиб, – слабым голосом сказал он.
– Что?
– Проклятье забрало его. Мама сказала, что его больше нет. А к ней я попасть не смогу, как бы сильно ни желал этого! Она заперлась в Великом дубе в Лукоморье, чтобы замедлить наступающее проклятье. Разве это справедливо?
Берендей отвел взгляд.
– Леший всегда был готов на все ради своей семьи. Тебя и Кикимору он любил больше, чем родных братьев, – сказал он после недолгого молчания. И вот куда это его привело.
– Я не верю. Это как заставить выбирать меня между Водяным и Майей. Они оба для меня много значат, – Домовой шмыгнул носом и стер слезы.
– Однажды у тебя не будет выбора. Как бы ты их не любил, тебе придется выбрать кого-то одного. А, может, бросить обоих, чтобы спастись самому, – заметил Берендей.
– Ну уж нет! Я никого не брошу. Если такова моя судьба, то и погибну вместе с ними.
– Я не хотел говорить тебе этого, но, видимо, придется, – Берендей повернулся к племяннику. Домовой увидел, насколько высоким был его дядя. На его фоне он казался совсем маленьким. – Мать дала тебе жизнь не для того, чтобы ты умер с другими. Она защищает тебя, чтобы ты выбрался и открыл для себя новый мир. Единственный выход отсюда – Заморье. Пока море не иссохло или не замерзло, ты должен взять своих друзей и уплыть отсюда на корабле.
– Ты бы уплыл без Русалки, а? – Домовой не отводил взгляда. – Никто не сможет выбраться отсюда, потому что все повязаны друг с другом. Если умирает один, умрет и другой. Так устроено Залесье.
Берендей поднял руку. Домовой заметно напрягся. Берендей погладил его по рыжим волосам. Его рука оказалась тяжелой.
– Ты хороший мальчик, Домовой. Но лучшее, что ты можешь сделать во всей этой ситуации, отправиться к матери в Лукоморье и уплыть отсюда. Не думай, что благородство спасает жизни. Как раз наоборот.
2
Вурдалак услышал жабье кваканье, повернулся к Наташе и поднял бокал.
– За тебя, моя дорогая…как там твое имя?
– Наташа, – кашлянула она, покручивая бокал за ножку.
