Он щелкнул пальцами перед волком. Искра опустилась тому на нос и распалась на маленькие светящиеся пылинки. Волк чихнул. Его щуплые ребра исчезли, шерсть стала густой и жесткой, в глазах появился хитрый огонек. Серый волк поднялся, отряхнулся и посмотрел на Славу.
Тот замер. Сейчас зверь либо сожрет его, либо план сработает. Волк подошел ближе. Слава почувствовал его учащенное дыхание у себя на щеке. Зверь все не унимался: обошел его кругом, ткнулся мокрым носом в ухо.
– Ты прав, человек. Ты не просто кусок мяса, – сказал серый волк. – Ты сказал, что все будет хорошо, и сдержал свое слово. Отныне я перед тобой в долгу.
Слава смотрел, как зверь подгибает передние лапы и склоняет морду, кланяясь ему. Из его груди вырвался облегченный выдох.
– Ну, с волком ты разобрался, – крикнула Юда. Они с сестрой наблюдали со стороны, – а с твоими людишками что делать?
Слава улыбнулся. Все проблемы вдруг исчезли. Он подумал, что может щелкнуть пальцами, и все будет так, как он того пожелает. Осознание принесло легкость, сняло груз с плеч. Теперь ему не нужно будет волноваться за Таю, он сможет найти ее в любой момент. А пока…
– Сделаем так, как ты предлагала, – ответил он, поднявшись, и направился к ведьме. Серый волк пошел за ним. – Я спрячу твою голову от их взора.
– Чью? – спросила Юда.
– Твою.
– Какого? – она задохнулась от негодования и закашлялась, подавившись. – Эй! Я должна быть первой! Я старшая! Я предложила эту идею.
– У тебя нет глаз, – отрезал Слава. – К тому же Вила сможет найти с моими друзьями общий язык. Ты – нет.
Юде потребовались все силы, чтобы не обругать его. Она замолчала, пристально вглядываясь в его лицо.
«Будь осторожна. У него появилась власть над тобой», – сказал Чернобог.
«Или же он думает, что у него появилась власть надо мной. Я никому не позволю с собой так обращаться, поэтому совсем скоро он станет твоим. Вот только как мне тебя освободить? Где ты находишься?»
«Мое сознание томится в звере. Уничтожь его, и я обрету свободу».
Глава 27. Волчья верность
Поймали однажды селяне серого волка. Давно мечтали пакостника изловить, чтобы прикончить – слишком много скота задрал. Бросили его в волчью яму без кольев, да оставили помирать с голоду. Выл волк, спать людям не давал, но они отмахивались и говорили: «скоро подохнет, а пока пущай воет».
Шел как-то мимо местный дурачок. Никто его не жаловал: гнали от любой работы, потому что все из рук валилось, да в спину дурных слов наговаривали. Услышал он истошный вой, заглянул в яму и спросил:
– Чего развылся?
К удивлению самого волка, тот ответил:
– Надоела тюрьма эта, есть хочется, а выбраться не могу.
– И что же ты мне дашь, если я тебя вытащу и накормлю? – спросил дурак.
– Мне нечего тебе дать, кроме своего слова, – молвил волк. – Буду верен тебе, покуда смерть не разлучит нас.
Рассмеялся дурак.
– Смерть не разлучит! Ну, сказанул.
Ушел он, оставив волка. Взвыл тот от отчаяния и довылся до хрипа. В скором времени совсем обессилел он, а голос и вовсе пропал. Лежал волк, размышляя о своей горькой судьбе, когда сверху прилетела веревка.
На дворе стояла жаркая ночь. Повсюду сновала мошкара, а дурак, опоясавшись крепкой веревкой, лез в яму к волку. Если б увидали его селяне, то без зазрения совести обрубили бы путь наверх, чтоб избавиться от глупца нерадивого.
– Лежи тихо и притворись мертвым. Если кто спросит, я скажу, что ты издох, и что я несу тебя в лес, чтобы туша не воняла, – сказал дурак.
Послушался его волк. Так и вытащил его местный дурак, а в лесу накормил небольшими кусками кроличьего мяса, чтобы волк с голоду не издох, да желудок не повредил.
Отхаживал дурак его несколько дней, а потом стал брать с собой на охоту. Завидели это местные и стали обходить их стороной, боясь, что волк их детей и скот задерет. Волк же слушался только своего дурака и не давал его в обиду. 27
1
Звуки природы казались фоном, не отвлекающим меня от дела. Спустив рукава на ладони, я нарвала крапивы. Никто ведь не говорил, что ее можно рвать только голыми руками? Василиса сказала, что нужно сплести пояс. Я побаивалась мучений, которые мне предстояли, но не хотела отступать. Я всю жизнь от чего-то бежала или скрывала свои настоящие чувства. Пора освободиться и начать с чистого листа.
«Ты уве-ерена?» – пропел голос Наташи.
«Да».
«Мне нравится, что ты стала решительнее, но мне непонятно твое стремление себя угробить. Конечно, мы все поступили на факультет психологии из-за каких-то своих проблем, но ты не думала, что тебе пока еще рано принимать подобные решения?»
«Если сидеть на месте и ждать чуда, чудо не случится! – огрызнулась я, вглядываясь в листья крапивы. – Поэтому лучше быть тем, кто творит чудо, вместо того, кто его ожидает».
«И убить кожу на руках. Мазохистка», – Наташа хихикнула.
«Отстань. Я собираюсь спасти Кощея. Для этого мне не нужно ничье одобрение, поняла?»
Не дожидаясь ответа, я вцепилась в лист крапивы. Пальцы зажгло, глаза заслезились. Я пожалела, что сейчас под рукой нет смартфона и интернета, в котором можно найти нужную информацию. Может, можно было смягчить боль? Но менять что-либо было уже поздно.
– Я делаю это не для себя. Я плету пояс для Кощея, – проговаривала я вслух, с трудом сдерживая слезы.
Пальцы ныли все сильнее. Я сворачивала листок трубочкой и катала его между ладонями. Мои познания в рукоделии заканчивались на уроках труда, где учительница показала, как вышивать крестиком. Вот и сейчас я ругалась про себя, пытаясь вспомнить хоть что-то о плетении поясков.
Казалось, что время застыло. Из-за ноющих рук хотелось все бросить и опустить их в ледяную воду, лишь бы саднящее жжение исчезло. В какой-то момент у меня потекли слезы и в душе поселилось отчаяние.
– Так ты никогда не сплетешь пояс, – сказал кто-то.
2
Когда я обернулась, на меня смотрела девушка. Ее платье было ей мало, светлые почти белые волосы растрепались, а любопытные голубые глаза следили за мной. Она стояла, сложив руки за спиной.
– Ты кто? – спросила я.
– Майя.
– Мне бы не хотелось, чтобы ты так на меня смотрела.
Майя присела на корточки рядом со мной, сложила руки на коленях, выглядывающих из-под съехавшего платья.
– Крапива не любит, когда с ней так грубо обращаются, поэтому она жалит, – сказала она.
«Что за чокнутая?» – подумали мы одновременно с Наташей.