– Слава? Ты че тут забыл? – пугает его возглас Димы.
Слава поворачивается – Дима и Ира во все глаза смотрят на него.
– Я…ну, – Слава запинается, не сумев ничего придумать.
– Ты утопил парку и решил сделать что-то с рукой? – спрашивает Ира. – Слава, где Тая? Наташа потерялась! Где ты вообще пропадал?
Вила и Юда переглядываются.
– Эй, дурачок, – зовет Юда, – они нас не видят. Ты сейчас разговариваешь с пустотой для них.
– Ребят, я рад вас видеть, но…вы никого не видите? – осторожно спрашивает Слава.
– О, у него поехала крыша. А еще он видимо был в той избушке, из которой мы ушли, – говорит Дима, помахав раскрытой ладонью перед своим лицом, – все лицо в саже.
«Почему они не видят их?» – думает Слава, разрываясь между настоящим миром и сказочным. Он неосторожно сглатывает, и воздух неприятным комом проходится внутрь, словно выдавливая позвоночник наружу.
– Где ты был? – повторяет вопрос Ира, настороженно глядя на него.
Вместо ответа Слава подходит к друзьям и крепко обнимает их.
– Заблудился. Где еще-то? – отвечает он нарочито веселым голосом. – Здесь не лес, а какой-то Бермудский треугольник.
– Ладно, хоть тебя нашли, – тянет Дима, похлопав его по плечу.
– Что ты вообще делал в той избушке? – спрашивает Ира.
– Погоди-ка, – в голосе Димы слышатся подкалывающие нотки, – у него там девчонка! – он указал в сторону.
Слава испуганно оборачивается. Ведьмы сидят к ним боком, поэтому видно только голову Юды. Она хитро улыбается и машет рукой. Ее глаз не видно из-за свисающих волос.
– Привет, людишки, – говорит она.
Глава 20. Ведьмин хутор
Жили-были две сестрицы, похожие друг на друга, как две капли воды. И была у них матушка. Вот только побаивалась она старшую, и всю свою ласку отдавала младшей.
Превратилась старшая из противной девчонки в злобную девицу: у крестьян кур сворует, у сестры юношу уведет, запасы еды чужие загубит. Творила она всякое, да прощали ее мать с сестрой.
Но однажды случилось непоправимое: утопила старшая младенца на глазах у младшей. Силилась младшая позабыть об этом, да не смогла. Столько слез пролила, все глаза выплакала. Увидела ее как-то матушка, приласкала, да расспросила, все ли с ней в порядке.
Услыхала она правду жуткую о своей старшей дочке, а после семь ночей не спала, в обмороки голодные падала, едва не умерла от горя. Старшая же ходила, как ни в чем не бывало, смеялась, ела и не тужила.
И однажды матушка захотела избавиться от дочери. Темной ночью прокралась она в амбар, где спали сестрицы, и разбудила старшую. Повела ее к озеру, да там макнула под воду и держала за шею. Уже почти утонула девица, как разжались пальцы материнские и заплакала она слезами горькими.
Сказала ей младшая, что все понимает, и что не нужно матери себя винить. Но скорбь той была столь сильной, что вскоре заболела она и скончалась от мук сердечных. Остались девицы вдвоем на маленьком хуторе. Младшая пыталась вести хозяйство, а старшая жила, ни в чем себе не отказывая. 20
1
Василиса повернулась к Ивану. Он смотрел на нее, не отрывая взгляда.
– Откуда ты знаешь, что Федька мертв? Зачем наговариваешь? – спросила она.
– Он погиб очень давно, еще до проклятия. Это был несчастный случай, – ответил царевич.
– Расскажи мне, – Василиса села на край колодца. – Если соврешь, загадаю у Марыськи превратить в какое-нибудь земноводное.
– Кто такая Марыська? – спросил Иван.
«Меня так зовут, – ответила леди-колодец, – ты бы знал об этом, если бы не оставил Василису здесь одну».
– Я и не оставлял! – вспылил царевич. – Меня заколдовали и отправили на дно болота. Я даже пошевелиться не мог! Уж не тебе, говорящий колодец, судить меня!
– Я не спрашивала про это, я спрашивала про брата, – сухо напомнила Василиса.
Иван замолчал, размышляя, стоит ли говорить Василисе правду. Он не понимал, действительно ли она не помнит его, или же просто отыгрывается за прошлые обиды.
– Он погиб после того, как мы с тобой встретились, – сказал Иван.
Василиса смотрела на него, пытаясь заметить признаки лжи, но поняла, что царевич говорит правду. Она тосковала, но ее глаза остались сухими. Василиса приложила руку к груди.
– Я знала. Чувствовала, что что-то не так с Федькой…раньше всегда было такое пощипывание в груди, когда он был жив, пусть и далеко находился, а сейчас – пустота.
– Мне жаль, – сказал Иван.
– Ты не соврал, но я все еще не знаю, кто ты. Ты говоришь, что мой муж, но мне кажется, что ты чужой человек, и я не знаю, чему верить.
«Вы женаты, Василиса, – сказала Марыська. – С остальным я, увы, не смогу тебе помочь».
– Кто-то еще знает, что ты мой муж? – спросила Василиса.
– Да, – ответил Иван, – Кощей.
2
Василиса грустно хмыкнула.
– Придется тебе сидеть в колодце, покуда Тая не расколдует Кощея-царевича.
– Разве какое-то заклятие может сломить его?
– Это не просто заклятие. Это приворот. Ягиня мастерица в таких делах. Сколько от нее мужских сердец настрадалось, прежде чем она сама смогла полюбить и испытать на себе муки, возведенные в небывалые страдания!
– Я знаю, что ты можешь снять любое заклятие, – возразил Иван, – так почему бы тебе самой не освободить его?
– От приворота спасет только истинная любовь.
Иван почувствовал, как боль резко сковала его сердце. Он приложил к груди руку, но лицо его осталось неподвижным. Уже много веков он не испытывал никаких чувств, поэтому эта вспышка удивила его.
«Что это? Почему мне так больно? Я ведь неживой, как…» – не успел Иван подумать, как перед глазами появился образ двуглавой ведьмы.
Он помнил лицо Юды с кровавыми дырами вместо глаз. Он чувствовал, что она ждет его, и его сердце внезапно возжелало выбраться из колодца.
В одном просчиталась ведьма: приворот на мертвеца не действует так, как на живого.
– Кощей мертв, – выдавил из себя Иван, – значит, не под силу Яге полностью завладеть им. И с чего ты взяла, что приворот может снять только истинная любовь женщины к мужчине? Разве ты его не любила?
– Я…не думала об этом, – призналась Василиса, – но привороты Ягини сильнее приворотов обычных ведьм.
– Значит, хочешь передать судьбу Залесья в руки этой девчонки? Что, если она не справится?
– Все у нее получится. Влюбленное сердце преградами не сломить.
