* * *
— Черт, телефон! — Слава стал искать руками по сену, но наткнулся на теплый бок козы.
Розочка заблеяла, подскочила и накинулась на него, облизывая лицо.
— Фу, перестань! — с трудом отбившись от козы, Слава продолжил поиски.
«Неужели она его забрала?» — подумал он, замерев.
Так потерять последнюю надежду на спасение — да он просто везунчик!
Понимая, что злостью делу не поможешь, Слава сосчитал до десяти. Эта практика никогда не помогала ему в повседневной жизни, ведь обычно он не злился и его трудно было вывести из себя. Но сейчас ему стало спокойнее.
«Наташа слышала мой голос. И голос этой странной девки. Они с Димой и Ирой что-нибудь придумают, — успокаивал себя Слава. — В конце концов и Тая, и я пропали довольно давно… наверное, давно. Черт, как узнать время?»
Он вспомнил о наручных часах — семейной реликвии, передававшейся из поколения в поколение. Слава изогнулся, склонился как можно ниже прислушался: стрелки часов громко тикали.
«Хорошо. По крайней мере я смогу сориентироваться, если сниму повязку», — вернувшись в сидячее положение, Слава потерся лбом о плечо. Он повторил это несколько раз, и уже сбился со счета, когда повязка поддалась и приподнялась на сантиметр, позволяя ему разглядеть собственные ноги, руки и сено.
«Есть!»
Но его радость испарилась со скрипом двери.
* * *
Иван и серый волк разглядывали сапоги-скороходы.
— Как думаешь, если я их надену, то помру? Вдруг они прокляты? — спросил царевич.
— Вряд ли, — ответил волк. — Мы теряем драгоценное время, а сапоги-скороходы помогут его восполнить. Девочка не была похожа на злую ведьму.
— По их виду никогда не знаешь, кто из них похож, — сказал Иван, хмыкнув.
Издалека донесся рев Лихо: земля содрогнулась, несколько огромных деревьев с равномерным скрипом упали по разные стороны.
Иван всунул ноги в травяных сапогах в скороходы, и те сели, как влитые.
— Похоже, что сапоги делали для тебя. Таких маленьких ног во всем Залесье у мужчины не сыщешь, — ухмыльнулся волк.
Только хотел Иван-царевич ответить ему, как тот засмеялся во все горло.
— Смешно, — сказал Иван, — да только эти маленькие ноги сейчас тебе покажут, кто здесь главный!
Он несильно пнул волка под зад и тот, ощетинившись, отошел.
— А теперь попробуй поспеть за мной, глупое создание, — царевич сделал шаг и сапоги перенесли его на семь миль вперед.
Оказался он в овраге, да не простом, а Овраге Сомнений. И пока волк спешил угнаться за ним, Иван почувствовал тоску по дому и Василисе.
«Должен ли я сразить Лихо? Есть еще много храбрецов, которые могут сами поймать эту тварь», — подумал он.
Достал царевич из ножен меч и бросил его на пожухлую траву. Туман, покрывающий Овраг Сомнений, нагонял на заблудившихся людей сон. Те, кто засыпали в нем, больше никогда не просыпались.
— Ну, здравствуй, Иван-царевич, — молвил его собственный голос. Вот только звучал он старчески. — Куда путь держишь?
— Я иду за Лихо, чтоб спасти Залесье, — ответил он, через силу открывая рот. Его язык еле ворочался, а тело стало ватным.
Двигаться Иван не мог, ноги словно приросли к земле.
— Зачем же тебе, Иван-царевич, ввязываться в бой бессмысленный? — спросил голос. — Неужто не соскучился по Василисе Премудрой, супруге родной?
— Соскучился… но иначе мы все погибнем, — возразил Иван, наклоняясь, чтобы поднять меч.
— Кто «все»? Те царевичи глупые, что царства поделить не могут? Те люди бездумные, что проклинают друг друга? — голос рассмеялся. — Подумай, Иван-царевич, что в этом мире важнее: битва или любовь?
— Любовь важнее, ведь она бережет меня в битве, — не сдавался Иван.
Он сжал рукоять меча, но колено предательски прогнулось, и вот он уже стоял в овраге на колене, упираясь острием в землю, чтобы не припасть к ней и не отдаться безмятежному сну.
— Правду говоришь, Иван-царевич, — молвил голос. — Но только в любви ты будешь жить с Василисой вечно и счастливо, а в битве можешь пасть за мгновение. Моргнуть не успеешь, как отправишься в мир иной.
Иван собирался ответить, да не смог пошевелить ни губами, ни телом. Так и застыл: колено в землю, рука на рукояти, голова склонена, а веки закрываются.
Глава 12
Когда Русалка проснулась, медведя рядом не было. Она осмотрела тронный зал и нахмурилась.
— Неужели даже вздремнуть нельзя без последствий? — она спустилась по лестнице.
Русалка обошла весь замок, но не нашла следов Берендея. Тогда она вышла в сад и за сухими колючими зарослями увидела полумедведя. Он нюхал цветы, которые, вопреки проклятию и гнилости земли, проросли и тянулись к небу.
— Что ты здесь делаешь? — спросила Русалка.
— Не видишь? — Берендей повернулся к ней и указал на куст мальвы. — Подойди и понюхай.
Русалка поморщилась.
— Неужели вы, люди, таким занимаетесь? Это все равно что поймать рыбу и нюхать ее, — сказала она.
— Люди не едят цветы, а рыбу едят, — отмахнулся Берендей. — Не хочешь — не надо.
Русалка села на корточки и осторожно втянула аромат цветов. Он был настолько сладким, что в носу защипало.
— И что в цветах такого особенного? — спросила она.
— Ты правда не знаешь? — царевич прищурился, насколько это позволяли медвежьи веки, и повернулся к цветам. — Это мальва. Она говорит о преданности человека своей земле, своим корням.
— Цветы умеют разговаривать? — Берендей увидел на лице Русалки детское любопытство.
— Это… такое выражение. У каждого цветка есть значение. И, когда юноша дарит их девице, букет всегда обозначает то, что он хочет, но не может сказать.
— Пустая трата растений, — заметила она.
— Неужели ты никогда ни к кому ничего не испытывала? — спросил Берендей.
— Чувства — слабость, которую я не хочу принимать. Я вышла из воды, чтобы быть сильной, и ничто не вернет меня обратно.
— Что ты сказала? — Берендея прошиб холодный пот. Он вдруг узнал в ее лице что-то смутно знакомое. — Ты вышла из воды?
— Да.
— Значит… ты Русалка?
— Ты только сейчас понял? — усмехнулась она.
Карканье вороны привело его в чувство. Берендей смотрел на Русалку, словно впервые видел ее, и теперь ему были понятны ее слова об общении и людях.
— Ну, здравствуй, Русалка, — сказал он. — Я — царевич Берендей.
* * *
Вурдалак вытащил узелок из пруда и развязал. Достав голову брата, он кинул полотенце наземь, и пошел в замок.